Он руку к сердцу приложил, И трепет замиравших жил Ему неясно возвестил, Что в буйном сердце мертвеца Кипели страсти до конца, Что блеск печальный этих глаз Гораздо прежде их погас!.. Уж время шло к закату дня, И сел Арсений на коня, Стальные шпоры он в бока Ему вонзил — и в два прыжка От места битвы роковой Он был далеко. — Пеленой Широкою за ним луга Тянулись: яркие снега При свете косвенных лучей Сверкали тысячью огней. Пред ним стеной знакомый лес Чернеет на краю небес; Под сень дерев въезжает он: Всё тихо, всюду мертвый сон, Лишь иногда с седого пня, Послыша близкий храп коня, Тяжелый ворон, царь степной, Слетит и сядет на другой, Свой кровожадный чистя клёв О сучья жесткие дерёв; Лишь отдаленный вой волков, Бегущих жадною толпой На место битвы роковой, Терялся в тишине степей… Сыпучий иней вкруг ветвей Берез и сосен над путем Прозрачным свившихся шатром Висел косматой бахромой; И часто шапкой иль рукой Когда за них он задевал, Прах серебристый осыпал Его лицо… и быстро он Скакал в раздумье погружен. Измучил непривычный бег Его коня — в глубокий снег Он вязнет часто… труден путь! Как печь, его дымится грудь, От нетерпенья седока В крови и пене все бока. Но близко, близко… вот и дом На берегу Днепра крутом Пред ним встает из-за горы; Заборы, избы и дворы Приветливо между собой Теснятся пестрою толпой, Лишь дом боярский между них Как призрак, сумрачен и тих!.. Он въехал на широкий двор. Всё пусто… будто глад иль мор Недавно пировали в нем. Он слез с коня, идет пешком… Толпа играющих детей, Испуганных огнем очей, Одеждой чуждой пришлеца И бледностью его лица, Его встречает у крыльца, И с криком убегает прочь… Он входит в дом — в покоях ночь, Закрыты ставни, пол скрыпит, Пустая утварь дребезжит На старых полках; лишь порой Широкой, белой полосой Рисуясь на печи большой, Проходит в трещину ставней Холодный свет дневных лучей! И лестницу Арсений зрит Сквозь сумрак; он бежит, летит Наверх по шатким ступеням. Вот свет блеснул его очам, Пред ним замерзшее окно: Оно давно растворено, Сугробом собрался большим Снег, не растаявший под ним. Увы! знакомые места! Налево дверь — но заперта. Как кровью, ржавчиной покрыт Большой замок на ней висит, И, вынув нож из кушака, Он всунул в скважину замка, И, затрещав, распался тот… И тихо дверь толкнув вперед, Он входит робкою стопой В светлицу девы молодой. Он руку с трепетом простер,
