двадцать втором – густая тень от соседнего дома, и кажется, что, нырнув в черноту, ты в ней раз и навсегда растворишься.
Хриплый стон гитарных струн и голоса. Звон бутылок. Свист, на который лучше не обращать внимания. Железная дверь подъезда и лампочка, для разнообразия работающая. Лифт скрежетал, вытягивая старую кабину на девятый этаж. И, достигнув крыши, он долго стоял, гадая – застревать ему или все же выпустить жертву. Анне сегодня везло.
Почти везло.
Ключ провернулся в замке, и квартира встретила чужими запахами.
– Это я, – сказала Анна с порога, и голос прозвучал робко. – Я вернулась.
Геннадий не ответил. Дверь в его комнату была заперта, но свет из-под нее пробивался. Желтая полоска на желтом линолеуме.
– А я сигарет принесла. И представляешь, меня взяли! На испытательный срок, но взяли же!
Анна проглотила горький запах чужих духов, повесила пальто на вешалку, стянула сапоги и босыми ногами наступила на лужицу талого снега.
Значит, она приходила не так давно. И оставалась недолго. Опять разговаривали, и Геннадий, наверное, злится, что из-за Анны эти разговоры не совсем такие, какими должны быть.
– Гена… – Анна постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, приоткрыла. – Гена, я очень постараюсь там задержаться. Хорошее место. И начальник тоже… хороший.
Геннадий сидел, уставившись в монитор. По экрану прыгали монстры и, встречаясь с пулей, разлетались в клочья. Выключенные колонки запирали предсмертные вопли и звуки выстрелов, а кровь задерживалась на стеклянной пленке монитора.
Там – ненастоящая жизнь.
– Послушай, – Анна решилась коснуться плеча. – Если я останусь, то…
– Я подал документы, – огрызнулся Геннадий, подставляясь под чьи-то клыки. Анимированный герой умер быстро. Игра закончилась.
Жизнь тоже.
– Но мы же договаривались…
– Мы договаривались, что я дам тебе время. Я дал. И давал раз за разом. Но это не может продолжаться вечно! Анька, ты сама понимаешь.
Она не понимала. Она поехала за ним по первому слову, и не было в ее поступке никакого подвига, но просто желание быть рядом. Оказалось же, что желание это – вредное. И что у Геннадия совсем другие планы на жизнь, Анне же надлежит смириться и принять свою участь.
– Я не дам развода, – она постаралась перенять его тон.
– Твое согласие не требуется.
Значит, та, другая, которая приходит в дом Анны и оставляет после себя запах духов и лужи на линолеуме, нашла сговорчивого судью.
– Ген, а как же я? Что мне делать?! – против воли Анна сорвалась на крик.
– Возвращайся домой.
И пополни когорту брошенных жен. Научись курить и врать, будто ушла сама. Придумай сказку о любви, чтоб не хуже, чем у других. Примерь трагический финал и, бутылка за бутылкой, сближайся с ним, пока и вправду не поверишь, что все было именно так.
– Нет, – сказала Анна.
– Лиля нашла квартиру. Завтра мы переезжаем. Эта оплачена до конца недели.
У него жестокое лицо. Незнакомое. Эти жесткие складки вокруг рта. Рельефные морщины на лбу. Сухие щеки и плоский подбородок, будто вычерченный с помощью линейки. Массивная шея, врастающая в камень плеч.
Геннадий упрям.
– Геночка, пожалуйста, мне нужна эта работа…
– А мне нужна Лиля.
На кухне Анна курила. Она забралась на широкий подоконник, приоткрыла форточку и смотрела, как дым выходит в щель. Иногда с другой стороны залетали снежинки, садились на руки и таяли, и Анна удивлялась тому, что ей не холодно.
Чувства замерзли.
Табак утратил вкус, а жизнь – смысл. Но по инерции Анна продолжала дышать. Из-за тонкой стены раздавался голос мужа, мягкий, воркующий. И Анна против воли вслушивалась в это воркование, пытаясь вычленить отдельные слова. Краем глаза она уловила собственное отражение в затянутом сетью мороза стекле и подмигнула ему.
Впереди расстилалась бесконечность на двоих – на Анну и ее отражение. Разделительной полосой пролегало стекло и белые цилиндры сигарет. Линию же горизонта стерла ночь.
Но завтра наступит утро.
Или не завтра, но когда-нибудь. Тьма не может длиться вечно.
Дома было пусто. Дашка поняла это еще до того, как открыла дверь, и огорчилась. Ей больше не нравилась пустота.
– Эй, – на всякий случай крикнула Дашка из коридора. – Ты тут?
Пахло борщом и котлетами. В животе тотчас заурчало, и Дашка, сглотнув слюну, повторила вопрос:
– Если здесь, то отзовись!
И удивилась, услышав:
– Здесь. Дело есть.
– Я не хочу дело есть, – Дашка торопливо стянула сапоги и пошевелила закоченевшими пальцами. – Я хочу есть борщ. И котлеты. И в принципе хочу есть.
Нехорошее чувство появилось вместе с голодом. Почему Вась-Вася дома, когда Дашкино чутье утверждает, что его дома нету? И почему он на шутку не отозвался? И почему в темноте сидит?
– Руки мой, – велел он, щелкнув выключателем, и сам зажмурился от резкого света.
Дашка же отправилась в ванную комнату, открыла краны и, сунув руки под струю теплой воды, уставилась в зеркало. Зеркало подтвердило опасения: Вась-Вася собирается сказать что-то очень неприятное. Дашка догадывалась, что именно, поскольку это рано или поздно говорили все.
И вообще чего ждать от романа сроком в месяц? Это даже не роман, так, рассказик на двоих, одному из которых надоело рассказывать. А Дашке не впервой слушать, улыбаться и «оставаться друзьями».
Дашка умеет дружить.
– Ты скоро? – Вась-Вася заглянул в ванную и, дернув с крючка полотенце, подал Дашке. – И отчего вид похоронный? Адам зачудил?
– Нет. Собеседование было.
– И кого собеседовали?
Улыбается, но как-то вымученно. Надо ужинать. На полный желудок и расставаться легче.
Стол был накрыт. Желтые глазированные тарелки и алый, как знамя партии, борщ. Белые айсберги сметаны и зеленые нити укропа. Хлеб и тончайшие ломтики сала, которое Вась-Вася солит собственноручно и утверждает, что процесс этот – искусство, сродни приготовлению вина.
– Даш, тут дело такое… – Вась-Вася уставился в тарелку. – Тебе это вряд ли понравится, но… мне нужна твоя помощь. Очень нужна.
– В чем? – Дашкин голос таки дрогнул.
– Девушку убили и… черт, я многое видел, но от такого наизнанку вывернуло, – он встал из-за стола и отвернулся. – Ее сначала в синей краске искупали, а потом содрали кожу. С живой.
– Тебе Тынин нужен?
– Они не нашли следов. Говорят, чисто все. И зацепок никаких. Вообще ничего. А твой Тынин…
– Не мой.
– Не твой, – согласился Вась-Вася. – Но он с мертвецами ладит. И если кто сумеет достучаться до нее, то он.
Дашка поднялась, подошла и, обняв Вась-Васю, положила голову на плечо.
– Ты и вправду в это веришь?
