Когда я упомянул о Богородице, она просияла и перекрестилась.
– Слава Богу! Спаси и помилуй. Он воцарится, она ему поможет! – сказала она.
– Особенно если будет действовать напару с Фельдманом, – некстати пошутил я.
Даша нахмурилась.
– Нельзя так говорить.
– Прости.
– А ведь его ждут, – сказала она.
– Кто?!
– Народ. Ждут-ждут, вы не знаете. Давно ждут и верят…
– …Что придет батюшка-царь и наведет порядок… – подхватил я.
– Да. А что в этом плохого? – удивилась Даша.
«И в самом деле, что в этом плохого?» – подумал я. Да ничего, в общем. Кроме нереальности такой мечты. Но откуда эта нереальность берется? От неверия. А если верить? Тогда остается препятствие в виде человеческой природы – и претендента на престол, и его потенциальных подданных.
Не сдюжат, как говаривали раньше.
– Самим надо головой работать. И руками, – хмуро сказал я.
– А мы разве не работаем? Дайте только работу – горит! Но нету её. Здесь, в Баранове, две трети мужиков только в сезон работают околотчиками. Груши околачивают. Месяц от силы, – горячо говорила Даша. – Остальное время пьют. Государь нам не для работы нужен, а для справедливости. Чтоб было, кому пожалиться…
Она так и сказала – «пожалиться».
– А Кирилл, он может… Одна беда у него… – пригорюнилась она.
– Какая?
– Денег больно много.
– Ну, денег много не бывает, – заметил я.
– У нас наоборот. Мало не бывает. Что есть, всё наше. А деньги порчу наводят.
– Деньги – это чеканенная свобода, – повторил я слова Кирилла.
– А кто ее чеканит? Вашу свободу! – Даша вдруг рассердилась. – Деньги не свободу дают, а беспечность. Обеспеченный человек – это какой? Беспечный и есть. Деньги у вас не пахнут. А беспечность очень даже пахнет, только вот запах у нее противный. Потому что за чужой счет.
– Стоп. Стоп, – сказал я. – Ты новое платье хочешь? Серёжки какие-нибудь? Плеер, чтоб музыку слушать?
– Нет. Как я могу хотеть того, чего не могу купить? – удивилась она.
– А мечтать?
– Фу… О платье мечтать… Тем более, о плеере каком-то. Я мечтаю… – она зажмурилась сладко и проговорила то, чего я и ожидал. – …О большой любви. А для неё денег не надо.
Теперь рассердился я.
– Ага! С милым рай в шалаше? Но учти – только первые три дня. А дальше ты начнешь замечать неудобства шалаша.
– Ну так мы же вместе будем строить свой дом! Построим – переедем туда…
– А дальше вам захочется дачу, машину, яхту, путешествие в Египет… И для всего этого нужны деньги.
– Заработаем… – не очень уверенно сказала Даша. – А Кирилл и наши богачи их не заработали. Такие деньжищи заработать непосильно. Ни за какую работу столько не платят.
– За работу не платят, а за голову платят.
– Как это?
– Чтобы иметь большие деньги, надо иметь хорошую голову. Чтобы знать, как их делать. Из маленьких денег большие.
– Знать, как обмануть половчее? Вот за это и платят. За обман, – упрямо сказала она.
– Но Кириллу-то деньги достались от отца. Он никого не обманывал.
– Его счастье. Но придётся… Рядом с ним жить тяжело. Вроде, он и не хочет тебя купить, а ты сам про себя думаешь, что продался с потрохами…
Это она верно заметила. Это точно. Есть такая магия у денег. Рядом с ними чувствуешь себя или неуютно или сволочно. Можно для вида изображать независимость. Типа платить за свой чай в ресторане с олигархом. Но дружить с ним уже не получается. Давит его кошель, даже если он того и не замечает.
Но я же, черт возьми, не продался?!
«Почему вы так считаете? – спросила моя совесть голосом Лизы. – Именно продались. Только в рассрочку».
Я выпил последнюю рюмку. Даша заметила, что я погрустнел.
– Пойдемте, я вас с хорошим человеком познакомлю. Я у него всегда в гостях бываю, когда приезжаю в Баранов, – сказала она.
Я расплатился, и мы вышли из «бар-бара». Пожарный, водоканал и гаишник продолжали менять пустые графинчики на полные.
С освещенного «Бродвея» мы свернули в тёмные улочки с одноэтажными домами и через пять минут оказались рядом с домом, откуда доносились звуки гармони.
– Здесь дядя Потап живет, – сказала Даша.
По дороге она успела про него немного рассказать. Потап Потапыч Баранов был потомственным околотчиком, при советской власти получил орден «Знак Почета». За сезон околачивал до двухсот грушевых стволов, среди них диаметом до 25 сантиметров, что особенно было важно. Не у всякого околотчика находился инструмент на такое мощное дерево.
– И ещё он лучший гармонист в Баранове…
Открыла нам женщина лет сорока – живая, крепкая и смуглая, с чёртиками в глазах.
– О, кто к нам пришел! Какие люди! – она заключила Дашу в объятия, подала мне руку. – Оксана.
В избе было полно вышитых полотенец, развешанных по стенам, и клеток с канарейками. Последних было не менее семи. Все они уже были накрыты на ночь шелковыми платками.
Посреди избы на табуретке сидел хозяин в рубахе навыпуск, галифе и сапогах. Он самозабвенно играл на гармони, прикрыв глаза, склонив голову набок и почти уложив ее на инструмент. Заметил он нас лишь когда доиграл пьесу. Это был вальс «На сопках Манчжурии».
Он был заметно старше жены, ему явно было за пятьдесят.
Он тоже расцеловался с Дашей, пожал мне руку. Рукопожатие было крепким.
– Оксана, накрывай на стол! Гостей принимать будем.
Оксана засуетилась, и мигом на белой скатерти появилось всё, что нужно: штоф водки, хрустальные гранёные рюмки, домашние закуски – огурчики, капуста, грибы и, конечно, груши всех видов – соленые, моченые, маринованные и сухие.
Мы выпили, поговорили немного о том, зачем мы здесь (ну, туристы, понятно), а потом хозяин вновь продел руку в ремень гармони.
Он вывел первую музыкальную фразу и запел:
Подхватила со второй строчки Оксана, подтянула Даша и я неожиданно для себя понял, что знаю текст этой песни до единого слова, хотя никогда её не пел и слышал последний раз лет двадцать, а то и тридцать назад.
И я тоже запел, преодолевая неловкость с непривычки, потому как не помнил, когда я пел в компании. Обычно это бывало с близкими друзьями когда-то, с сослуживцами в Долгопрудном, но как давно это было!
Хозяйка ободряюще кивнула мне, я осмелел и запел громче, чувствуя, что у меня получается – и мелодию, и слова я пою правильно.
