важно. Важно, что когда откроется правда, все грехи спишут на американцев, а там опять же – где та Америка, попробуй, дотянись! А если и дотянешься, радости тебе от этого не прибавится, ибо Уильям Снольски о российском филиале своего Союза знать ничего не знает и ведать не ведает.
Черт… Черт. Черт! С таким ему сталкиваться еще не приходилось. Бывало, секты маскировались под альтернативные религиозные течения, под психологические клубы, кружки по интересам и так далее, но чтобы кто-то маскировался под секту? С одной стороны, Локи пребывал в замешательстве, а с другой… Если убрать организатора, все развалится, и играть придется против человека, конкретного человека, а не против безликой живучей гидры. В этом были свои преимущества и свои недостатки.
Самое большое преимущество – у больших сект всегда имеются финансовые и человеческие ресурс. Крысиный король пока один, он никому не доверится настолько, чтобы попросить помощи. И самый существенный недостаток – исполнителям нужно давать команду, отсюда – задержка реакции, которая не раз спасала его шкуру; Крысиный король действует сам, а в уме и оперативности ему не откажешь.
И еще: в конце письма Гера попросил, чтобы Локи срочно с ним связался, причем по телефону, почта, даже сверхбыстрая, электронная, его не устраивала.
Интересно, зачем он понадобился другу?
Дед Мороз
Когда раздался телефонный звонок, Максим Ильич занимался интереснейшим делом – пытался стереть широко известное всей стране матерное слово из пяти букв, выцарапанное каким-то хулиганом на спинке его стула. Слово не стиралось, и дед Мороз начал раздражаться, а тут еще и телефон. Звонок двойной, внутренний, не иначе, как опять кто-то кабинетом ошибся, только от дел его отрывают, никакого покоя.
– Да! – рявкнул он в трубку, чтобы на том конце провода мгновенно сообразили, что следует незамедлительно извиниться и отключиться. Не извинились и не отключились. Наоборот, холодный строгий голос потребовал: незамедлительно явиться пред ясные начальственные очи. Что-то новенькое и вряд ли хорошее.
Интуиция его не обманула: начальник был не просто зол, он весь трясся от ярости. Орал, выплевывая слова со скоростью пулемета. А причина сего высочайшего гнева была проста – школа-интернат. Мало того, что Максим Ильич, манкируя своими непосредственными обязанностями, начал играть в частного детектива, так он еще осмелился побеспокоить директора столь уважаемого в городе учреждения! И, заметьте, без санкции, постановления или хотя бы устного указания. Оказывается, Максим Ильич проявил редкостное нахальство и грубость, прорываясь на территорию школы, и для этих целей он воспользовался удостоверением сотрудника правоохранительных органов, то есть использовал служебное положение в личных целях. С директором, уважаемым человеком, разговаривал как с подозреваемым, задавал глупые вопросы, требовал какую-то нереальную информацию. И вообще, Игнат Владимирович НАМЕКНУЛ, пока только намекнул, будто Морозов попытался прибегнуть к шантажу. Естественно, начальство понимает, последнее является не более чем художественным преувеличением, фантазией испуганного человека, но оно, начальство, надеется, что Максим Ильич сделает правильные выводы, в противном случае будет поставлен вопрос о профессиональной пригодности следователя Морозова, тем более, что следователю этому давно на пенсию пора. Вот так.
Покинув кабинет шефа, до отвращения похожий на резиденцию директора интерната, дед Мороз крепко призадумался. Не то, чтобы он испугался, в его возрасте уже мало чего боятся, тем более, такой эфемерной угрозы, как пенсия – какая разница, месяцем раньше, месяцем позже, выслуг-то у него хватает. Дело в другом: кто-то успел стукнуть начальству о его визите. Кто-то такой, кого начальство – в лице Вадима Вадимовича Петренко – боится до дрожи в коленках. И еще: если последовала такая реакция, значит, не зря он туда ходил. Значит, его испугались. А обычно кто боится? Тот, кому есть, что скрывать. Следовательно, его задача – найти, что же такое скрывается за нервной улыбкой Игната Владимировича и воплями Вадима Вадимовича.
В кабинете Морозова ожидал стул с нестираемой похабной надписью, но, глянув на словцо из пяти букв, Максим Ильич только ухмыльнулся и придвинул стул к стене. Надпись – на спинке, а стена, даже если и прочитает ее, не обидится. Плохое настроение как рукой сняло, что хмуриться-то, когда столько всего нужно сделать.
– Можно? – в кабинет заглянула баба Шура, как всегда, без стука. – Ты, Максимка, вот что… – Она замялась, подбирая слова.
Баба Шура была старой, много старше его, еще когда он, молодой и горячий выпускник школы милиции, приехал по распределению в Алиев, баба Шура работала здесь следователем и величали ее тогда уважительно – Александрой Денисовной. Потом произошла некая неприятная история, ее обвинили в получении взятки, потере важных улик и вымогательстве. Был суд, дали срок. Вернулась она уже не солидной, уважаемой дамой, Александрой Денисовной, а сломленной жизнью старухой: ни работы, ни денег, ни жилья, которое бывший муж успел перепродать еще до того, как расторг брак. Кому она была нужна в свои шестьдесят лет со справкой об освобождении, прокуренным голосом, больными легкими и скрюченными артритом суставами? Тогда Максим ей помог – не бабе Шуре, а Александре Денисовне, человеку, которого он когда-то безмерно уважал и у которого он научился почти всему, что знал. Устроил на работу, сюда же, в прокуратуру, уборщицей, комнату в общежитии выбил – как сотруднику. Из нынешних мало кто помнил следователя Александру Денисовну, зато все быстро привыкли к неопрятной, вечно ворчащей старухе с ведром в одной руке и шваброй в другой.
– Словом перекинуться надо бы. Дело у меня к тебе. Важное. Давай через часика два на том месте, где тебя впервые от вида трупа скрючило. – Баба Шура хохотнула. – А теперь давай, шуруй отсюдова, не мешай чистоту наводить. – И, нагнувшись, принялась елозить рваной тряпкой по полу. – Давай, давай, иди.
Дед Мороз послушно вышел. С каждым часом жизнь становилась все интереснее…
Локи
Гера настолько искренне обрадовался его звонку, что Локи стало неудобно. Какая, в сущности, ерунда: набрать номер и пару минут поговорить со старым товарищем, так ведь нет, все руки не доходят.
Впервые за все годы их знакомства Гера обратился к нему с просьбой, что само по себе было удивительно, а то, что просьба напрямую касалась «профессии» Локи, было удивительно втройне.
Если вкратце: у Геры в городе Алиеве были друзья – ничего нового, у него, наверное, в каждой захудалой деревеньке есть знакомые. У этих друзей, чью фамилию Гера благоразумно опустил, имелась дочь Юленька. Единственный ребенок, настоящая отрада родителей, умница, красавица, спортсменка. В этом году девочка должна была закончить школу и, как всякий благоразумный ребенок, совершить попытку прорваться в приличный университет, любящие же родители заранее побеспокоились о том, чтобы попытка эта увенчалась успехом. Университет и факультет были выбраны уже давно, и дитя, кроме постижения обычных школьных премудростей, занималось с репетиторами. Почему в прошедшем времени? Да потому, что девочка пропала. Не физически, морально – исчезло то доброе, светлое существо, та Юлечка, к которой привыкли все окружающие. Юля принялась прогуливать уроки, откровенно грубить и учителям, и репетиторам, и собственным родителям, доводя последних до истерики. Наотрез отказалась поступать куда-либо, еще и подворовывать начала. Во всяком случае, из дома стали пропадать деньги, золотые украшения, монеты из папиной коллекции и прочее, и прочее. На все вопросы и попытки поговорить девица реагировала одинаково – презрительно фыркала и отворачивалась или просто посылала родителей на три буквы. А когда папаша, у которого после пропажи особо ценного экземпляра коллекции лопнуло терпение, взялся за ремень, Юленька, не долго думая, побежала в милицию и накатала заявление. Дело с трудом удалось замять. Положение осложнялось тем, что папа нехорошей девочки Юли занимал в городе видный пост, и любой мало-мальский скандал мог стать началом конца его карьеры.
Родители подозревали, что в преображении их обожаемого чада виновен молодой человек, с которым это чадо связалось. Сначала они не обратили внимания на нового кавалера дочери, благо поклонников у Юли всегда хватало, но, когда характер девушки стал меняться, к парню присмотрелись. На первый взгляд, ничего подозрительного – из хорошей, обеспеченной семьи, студент, ни в каких криминальных разборках замечен не был, вежлив, воспитан. Почти идеал. Но… У идеала были длинные волосы, странная татуировка на левом предплечье, золотая цепочка с кулоном в виде нацистского креста-свастики и необычные идеи. Лев – так звали парня – искренне считал себя человеком новой волны, нового поколения. В разговоре через
