хитрющее. – Дашка-то хоть и взрослая, а дитя дитем. Вот мазня ейная не выходит, она и в истерику или придумает сама себе чего-то и дуется, день, другой, третий, и не подойдешь к ней. А я ж нормальный мужик, у меня потребности имеются. – Он замолчал, погладил бритую башку, дернул себя за ухо. – Я с Маринкой сугубо для постели встречаться начал. Еще по первости радовался. Нормальная баба. Себе на уме, никаких амуров ей не надо, ни цветов, ни стихов, ни ресторанов. Созвонились, встретились, перепихнулись и разъехались по делам. Не, не часто встречались, когда раз в неделю, когда и реже.
Теперь взгляд стал задумчивым, рассеянным, вспоминающим. Редковатые брови сошлись над переносицей, а плоский, кирпичный подбородок обвис, отчего рот вдовца приоткрылся.
– А потом Маринка про свадьбу поговаривать начала, сначала шуточками, намеками… я отшучивался. А она все серьезнее и серьезнее, типа, что раз я так долго с нею, то, значит, жену не люблю. А я люблю, просто у меня потребности. Я ей так и заявил.
– А она? – Венька постукивал карандашом по столу, это раздражало, звук по жаре выходил вязким, дробным, оседающим в ушах и заставляющим веко нервно подергиваться.
– А она в истерику, да с угрозами, типа, Дашке про все похожденья расскажет, домой названивать начала. А если б заявилась? Дашка-то у меня нежненькая, слабенькая… она б не поняла, что Маринка – только для потребностей.
– И вы решили увезти жену?
– Ну типа того. Я подумал, что Маринка поостынет, успокоится или найдет себе кого, а она сюда приперлась. Пришлось поговорить, объяснить, что жену бросать я не собираюсь. Куда ж ее бросишь-то? Пропала б… – Он вдруг всхлипнул, скукожился и, обхватив голову руками, запричитал: – А и так пропала! Из-за меня ведь, из-за дури моей… это Маринка ее… я-то сразу не допер, что Маринка, а кому еще? Стерва! Да я за Дашку ее… замочу!
Семен не поверил ни слову. Неприятен был ему этот бритоголовый мужик в ярко-красной, выгоревшей на спине и мокрой под мышками майке, непонятно отчего, но от одного его вида кулаки чесались.
– Интересно, – заметил Венька, хотя по морде ни фига ему не интересно было, наоборот, даже скучно, и жарко, и обыденно. Вон, позевывает тишком да на часы поглядывает. – А как эту Маринку по имени- отчеству величать? И где с ней встретиться можно? Для предварительной, так сказать, беседы?
– Так в этом, в «Дельтаплане» мы договаривались, на вечер, на шесть, – Юра мигом перестал всхлипывать. – Я с ней по-мужски хотел, чтоб отлипла наконец. Прибежит как миленькая, а по фамилии Прутина она, Марина Сергеевна.
– Спорим, это он женушку на тот свет отправил? – поинтересовался Венька, напяливая на голову белую кепку, которую Машка из Крыма привезла. Кепка сидела на Веньке как на корове седло, но скажи – обидится.
– Ну что актер из него хреновый, так ты сам понял. И опять же, если его эта дамочка так достала, то он бы раньше с нею поговорил по-мужски. Вон сколько времени прошло, а он только сейчас додумался, кого в жениной смерти подозревать! Встречу назначил, в кафе… будто нарочно под нас подгадывал.
Семен кивнул. Кафе это он знал довольно неплохо, не сказать, чтоб завсегдатаем являлся, но бывать доводилось. Небольшое, аккуратное, недорогое. Да и пиво там если и разбавляли, то по-божески.
– Ты только напролом не лезь, – Венька придержал за рукав. Остановившись в нескольких шагах от декоративного заборчика, украшенного пластиковым вьюнком, он принялся разглядывать посетителей, которых было не так и много. – Постоим, понаблюдаем…
Семен спорить не стал. Постоять так постоять, хотя, конечно, стоять в тени зонтов, установленных над столиками, было бы удобнее.
– Спорим, она? – Венька ткнул локтем и указал на брюнетистую даму, сидевшую в гордом одиночестве.
По внешнему виду Марина Сергеевна Прутина была полной противоположностью покойной супруги Омельского. Высокая, широкая в кости, она радовала глаз гармонией форм и округлостей, пышною гривой черных волос, смуглостью кожи и крупными, яркими чертами лица.
В настоящий момент девица явно нервничала – вроде и журнал листает, а на страницы и не глядит, наоборот, головою крутит, озирается, будто ждет кого.
– Добрый день, – вежливо поздоровался Венька, присаживаясь за столик. – Позвольте узнать, не вы ли будете Мариной Сергеевной Прутиной?
Девица кивнула и, нахмурившись, поинтересовалась:
– А вы кто?
Венька представился, Семена представил. И задал вопрос, ради которого они и волоклись через весь город к этой богом забытой кафешке.
– Не знаю такого! – поспешно ответила Марина Сергеевна, одергивая короткую кофточку и расправляя плечи.
– А вот он говорит, что знаете, что замуж за него собирались, прямо-таки довели его до необходимости прятаться, чтоб оградить жену от ваших истерик. – Венька закинул ногу за ногу. Актер. А брюнетка прямо побелела, и губы крашеные задрожали, потом сложились аккуратным обиженным колечком, из которого вырвалось краткое емкое слово. Нецензурное, правда.
– Вот урод! – Она потянулась за сумочкой – огромная вязаная торба с круглыми пластиковыми ручками и лохматыми цветами-тряпочками, – плюхнула на колени и, сунув обе руки внутрь, принялась остервенело копаться. – Ну почему вы, мужики, такие уроды, а? Что он, что вы… замуж собиралась… да, и собиралась! А что, думаете, мне замуж не хочется? Я что, кривая? Косая? Некрасивая? А?
– Да нет, что вы, наоборот, вы очень даже… не ожидал прямо увидеть, – Венька чуток смутился, или сделал вид, что смутился, кто его, беса хитрого, разберет-то. Марина Сергеевна хмыкнула и, положив на стол пачку сигарет и золоченую зажигалку, пробурчала:
– Не ожидал он, не вешай мне лапшу на уши, давай выкладывай! Эй, ты, – она махнула рукой, подзывая официанта. – Принеси… а пива принеси, только холодного. Вам, мальчики, чего заказать?
– На службе… – попытался было отказаться Венька.
– Говорю же, не вешай лапшу на уши, а то разговору не будет. Короче, три пива нам, ну и к пиву чего- нибудь. И пошустрей!
Голос у нее был зычный, официант исчез моментально. Марина Сергеевна тем временем откинулась на спинку стула, который чуть скрипнул, подался назад так, что Семен даже испугался – не за стул, за свидетельницу, жалко будет, если такая женщина и наземь грохнется. Хороша. Темная, знойная, цыганистая. Брови дугами, ресницы крыльями, кофточка на груди натянулась, прилипла, обрисовывая кружевной узор лифчика, а на плоском животике блестят капельки пота. Жарко… да, на такую и глядеть жарко.
– А ты чего стоишь? Садись давай, – она указала на стул. Семен присел, потому как стоять, глядя на нее сверху вниз, и думать о том, чтоб не только поглядеть, но… в общем, сидеть было как-то удобнее, хотя стул и прогнулся, пополз пластиковыми ножками по бетону, грозясь развалиться.
– Семен, значит? А ты – Вениамин? – Марина Сергеевна улыбнулась, но не Веньке, Семену. И улыбка у нее красивая, а зубы крупные, ровные, как с рекламного ролика. – Ну что, сдал меня Юраша с потрохами, да? Чего он там еще наплел? Давайте выкладывайте, а потом уже и я… так честнее будет, верно?
Она достала из пачки сигарету, и Венька, галантно подхватив зажигалку, помог прикурить. Вот ведь… хлыщ, и куда только Машка смотрит?
– Марина Сергеевна….
– Марина. Не люблю, когда по отчеству кличут. Забудь.
– Марина, – послушно поправился Венька. – Не стану скрывать, что положение ваше серьезно, даже очень серьезно…
– А ты не пугай, ты по делу говори, пуганая уже… вот же скотина.
– Речь идет об убийстве.
– Ну до этого я уже доперла, небось если б она сама, как Юрка говорил, от болезни, тогда б не стали ко мне лезть.
Официант принес пиво. При виде высоких бокалов с ледяною испариною на стеклянных стенках, с белой медленно тающей шапкой пены, проснулась жажда.
– У вас ведь был мотив желать смерти Омельской?
