Медальон льва и солнца

что можно. А остальные сидят и слюни пускают. Я не хочу в этой жизни слюни пускать! Увидишь, я свое еще возьму! Я буду круче, чем Дашка!

Светлые волосы, длинные, разлетевшиеся по плечам желто-солнечной волной, зеленовато-серые глаза, резкие черты лица, жесткие губы, упрямый подбородок. Моя дочь, а как не похожа.

 – Помнишь, ты мне рассказывала про волшебную страну? Ту, где все хорошо?

Помню. Полусказка-полуфантазия, придуманные ответы на детские вопросы.

 – Так вот, мам. – Людочка бросила окурок на крыльцо и растерла носком туфельки. – Нету такой страны и не было никогда! Ты все придумала и жила фантазиями, а я так не хочу! Я по-своему буду! И поэтому сейчас мы поедем к папашке, пусть раскошеливается.

Уехала она одна. И вернулась в тот же день. С деньгами. Людочка не сказала, сколько получила, но знаю – много, хватило на десять ампул и шприц. Ампулы без маркировки, тонкое стекло, за которым жидким янтарем, а может, солодовым виски переливалось содержимое. На огонь похоже, он входит в кровь, выжигая, отравляя, выворачивая наизнанку. Жгучие сны, невыносимая явь. Слабость. Жар, сменяемый ознобом, слезы, утереть которые не хватает сил.

Не умею я бороться. Дайте мне уйти, просто уйти.

В страну, где нет боли. И болезней. И солнце, засыпая в львиных лапах, мечтает о пробуждении… где мама и другие, те, с кем я встретилась, и те, с кем не суждено было встретиться.

Пять ампул… сегодня пересчитала. Пять ампул, и свобода.

Три.

И я рассказала об отце и матери. Еще одна сказочная история. Фото и медальон, который Людочка приняла осторожно, уважительно, долго разглядывала, поворачивая к свету то одной, то другой стороной.

 – Это герб, да?

Герб? А ведь и вправду похоже, странно, почему я сама не подумала об этом.

 – И фамилии его ты не знаешь? – Людочка застегнула цепочку и спрятала медальон под блузку.

 – Не знаю.

 – Жаль. Можно было бы попробовать найти. Если знатный, то богатый, наверное. Да ты не волнуйся, мам, не буду я никого искать. Честное слово!

Я ей не поверила. И еще подумала, что жизнь у меня вышла нелепая, никчемушная. Зачем она, такая, вообще нужна была? Когда попаду в мою страну, обязательно спрошу. Кого? Кого-нибудь. Ответят.

 – Ты не умрешь, мамочка, – Людочка поцеловала в щеку. – Ты не умрешь ведь! Мне врач обещал, это новое лекарство, бельгийское… на апробации… ты обязательно выздоровеешь, и мы поедем в Москву. Ты и я. Мы туда никогда не ездили, чтобы вместе, чтобы…

Лекарство-огонь сжирает слова. А умирать мучительно.

В моей стране никто никогда не будет мучиться. В моей стране не существует смерти.

Семен

Марина ждала в кафе. Грибы-зонты, белые пластиковые столики и белые узкие бретели на смуглых Маринкиных плечах. Волосы забраны вверх и заколоты, только над ушами выскользнули, выпали из прически пушистые прядки.

Она издалека помахала рукой, а когда Семен подошел, весело сказала:

– Привет.

– Привет, давно ждешь?

– Да нет, не очень. А ты уже все? Свободен?

– Свободен.

Ну вот, наверное, надо еще что-то сказать, ну, про то, о чем сегодня целый день думал, и вчера тоже, и даже с Машкой советовался. Та была за переезд и за работу на Маринкиной фирме, все твердила, что нельзя такой шанс упускать, и не хотела понять, что не в шансе дело, не в работе, не в фирме, а в том, что Марина – чудесная женщина.

Локти на столе, рука подперла подбородок, длинные, с золотистым напылением ногти поглаживают щеку, у глаз лапки-морщинки, и еще две – у рта, это потому, что Марина улыбаться любит.

– А знаешь, что я подумала?

– Что?

– Если ты ко мне ехать не хочешь, тогда я к тебе перееду. А что? На фирме управляющие, а за ними я отсюдова послежу… и вообще дом хочу, чтоб в два этажа. Или в три. Что молчишь? Не нравится идейка?

– Нравится. Очень нравится, только ты потом жалеть не станешь?

– Я? Да чтоб я о чем жалела? Не-а. Ты на мне женишься, и я ни о чем жалеть не стану. Считай, я тебе предложение сделала. Руки и сердца… и про деньги не думай, будешь думать – раздам к чертовой матери. Все раздам, на благотворительность, если так уж мешают… не в них счастье.

Она замолчала. Смотрит выжидающе, ждет, не меняя позы. Пальцы скребут щеку уже сильнее, нервно, зло. Красные царапины на смуглой коже, красная помада на губах, кольцо с красным камнем. Другое надо купить, простое, золотое, широкое, обручальное.

– Лучше ты за меня выходи, – сказал Семен.

Марта

Фарфоровые фиалки с темными лепестками и рисованными золотом серединками, хрупкие, трогательные, ненастоящие. В моей квартире все ненастоящее, странно, что я вернулась сюда. Странно, что я живу здесь.

На подоконнике кружка, забытая перед отъездом и не замеченная по приезде, ссохшийся кофе, как песок в пустыне, черные крупинки, приросшие к стеклянным бокам. В умывальник ее, туда же фиалки, и голубей, и семерых слонов, идущих друг за другом, и щенка со сколотым ухом, и пастушку… что я делаю? Наверное, схожу с ума. Или убиваю время и с ним – ожидание. Ненавижу ждать, особенно когда понимаю, что, в сущности, бесполезно. Не позвонит он. Все. Был роман – короткий и нелепый, был берег реки и песок, горячий и липнущий кофейной корочкой к ладоням, вода была, мальки, суетящиеся на дне, ракушки, ивы, птица, стихи.

Жуков.

Не думать о нем, к черту, из памяти, из сердца, из души. Третий день пошел, я номер оставила, а он… скотина такая.

Струя воды, ударяясь о сваленные грудой фигурки, разбивается сонмом капель.

Господи, ну пора бы уже вырасти. Кто верит в сказки о любви? Только такие дуры, как Варька… у Варьки свадьба скоро, помирились и под венец. Нужно купить подарок. Что-нибудь красивое, нелепое, ненужное, что-нибудь на память.

Да, и открытку с надписью «На память о былой любви». Нет, Варька обидится, а мы только-только помирились.

В кармане зазвенел мобильник.

– Привет, слушай, как ты думаешь, к белой рубашке и синему костюму желтый галстук нормально? Или не очень? – Никита Жуков говорил громко, стараясь перекричать музыку. – Или красный лучше? Но он в звездочки, а я в звездочки не хочу, я сам звезда.

– Жуков, ты самонадеянный…

– Плохо слышно! Марта, я сейчас приеду… с галстуками. Да, девушка, и тот тоже… а мы еще вино не пили, чтоб нормальное, а не чернила… Нет, девушка, это я не вам. Марта, тебе полчаса на сборы хватит?