еще меч. Точно, у него был огромный меч, который тот постоянно таскал с собой.
– Охотно верю. Настоящие рыцари несколько отличались от киношных, романтики поменьше, прагматизма побольше.
– Ты о чем?
– О том, что если бы кто-то прознал о камне, то… Вариантов много – стрела, нож, яд в кубке. Скорее всего, камень осел у какого-нибудь торговца. Ростовщика. Тихого, незаметного, очень на вид бедного.
– Еврея?
– Ну почему сразу еврея? – удивился Дамиан.
– В кино все ростовщики – евреи. И в книжке про Айвенго. – Ох, чувствую, уши полыхают, как два мака. Сейчас Пыляев рассмеется и расскажет мне, какая я все-таки дура. Но Димка смеяться не стал.
– В большинстве случаев так оно и было, пускай наш ростовщик будет евреем и пускай занимается скупкой краденого – профессия столь же древняя, как и ростовщичество. К нему попадает камень: с одной стороны, вещь, безусловно, ценная, а с другой – опасная. Есть еще и третья сторона: ростовщик – фигура уязвимая, особенно если его вероисповедание отличается от общепринятого. Его можно ударить, обокрасть, убить, и никто не заступится.
– То есть камень он купил, но никому не показывал?
– Правильно. Не показывал, не рассказывал и хранил на всякий случай, например, если придется из города бежать. Это только теория, зато она объясняет, почему о рубине шестьсот лет ничего не было слышно. Не устала слушать сказки?
– Нет.
Он еще спрашивает, да я сутками готова вот так сидеть на кухне и разговаривать о чем-нибудь далеком и отстраненном, например о прошлых веках, индийской принцессе, ростовщике-еврее, рыцаре-крестоносце… Это ведь гораздо интереснее, чем краденые алмазы, муж-подлец, маньяк-убийца. Интереснее и безопаснее.
– Фантазируем дальше? – И, не дожидаясь моего согласия, Дамиан продолжил: – Допустим, камень передавался в семье по наследству. Когда же крестоносцы осадили Иерусалим, наш ростовщик не смог убежать из города или не захотел, может, надеялся, что Иерусалим выстоит, или не слишком волновался из-за смены власти, в конце концов, древний город много раз переходил из рук в руки.
– Рыцари разграбили Иерусалим?
– Какая война без грабежа, храмы, скорее всего, разграбления избежали – святыни, как-никак, а вот простым гражданам пришлось нелегко.
– Ростовщика убили?
– Вероятно. Хотя он вполне мог и откупиться, например камнем. Так рубин попал к крестоносцу.
– А тот вспомнил о существовании дочери и поручил другу отвезти камень на родину. В смысле, на родину рыцаря.
– Я понял, – Дамиан улыбнулся, – так камень попал в Европу.
– Дальше я не очень поняла, но мне показалось, что рыцаря убили, кого-то казнили, а рубином украсили крест.
– Рыцарь-крестоносец Жан де Вим стал жертвой грабителей, которые буквально через несколько часов наткнулись на вооруженный отряд. Разбойников казнили, а чудесный камень «подарили» церкви. Необычная форма была расценена как своеобразное знамение. Камнем украсили золотой крест, который стал главной реликвией монастыря раскаявшейся Магдалины. В монастыре рубин пролежал почти пятьсот лет. Достоверно известно о четырех попытках вынести крест, но каждый раз беглянку удавалось поймать. Пятая же попытка увенчалась успехом. В июле 1613 года шестнадцатилетняя послушница Антуанетта-Мария де Ги, воспользовавшись тем, что разыгравшаяся накануне побега буря разрушила часть стены, дала деру. Согласно монастырским записям, девица была одержима дьяволом, слышала голоса, избегала молитв и всячески нарушала устав, не остановилась она и перед убийством – утром монахиня, охранявшая реликвию, была найдена мертвой. Беглянку искали, но безуспешно.
– Они хотели запереть ее, замуровать в башне. – Я не находила слов, чтобы описать тот ужас, отчаяние и желание жить. Это были чужие чувства, чужие воспоминания, но в то же время я воспринимала их как свои собственные.
– О Башне Отшельника я слышал. Своеобразный приют для особо благочестивых монахинь, которые желали остаться наедине с богом. Дверь в келью замуровывали, дабы суета мира не отвлекала святых женщин от мыслей о возвышенном, только я читал, что все эти религиозные подвиги совершались добровольно.
– Они думали, что девушка одержима… А святая, та, которая жила в башне, болела и могла умереть. Монастырь же славился своим благочестием, и Башня Отшельника не должна была опустеть. Она очень боялась, а голос приказал убить.
– Слушай, Машка, ты со своими снами знаешь гораздо больше, чем все исследователи, вместе взятые.
– Думаешь, у меня крыша поехала?
– Да нет, не похоже. В мире много есть вещей, которые нашим мудрецам не по зубам, или как там у Шекспира было?
– Похоже! Главное, смысл понятен. – Мы одновременно расхохотались.
– Знаешь, Пигалица…
– Не знаю, – от смеха на глазах выступили слезы, и я испугалась, что сейчас разревусь. Почему? Но ведь смеюсь же, хотя причин для смеха нет, так почему бы и не поплакать, когда причин для слез выше крыши.
– Я где-то читал, будто когда кто-то долгое время находится в состоянии постоянного стресса, то чувство страха постепенно притупляется, зато человек начинает чаще смеяться. В качестве компенсации.
– Значит, это компенсация?
– Вроде того. Дальше слушать будешь?
– Буду.
– Как ни странно, судьба девушки известна. В 1625 году в ворота монастыря постучала нищенка, она потребовала встречи с матерью настоятельницей, которой пожелала исповедаться. Настоятельница к этому времени была уже другая, но историю побега знала. Так вот, нищенка призналась в совершенных грехах, раскаялась и попросила прощения. История вышла поучительная и в силу этой поучительности вошла в местные хроники. Беглянка стала проституткой, не думаю, что она сама хотела сделать подобную карьеру, но мир жесток. Крест у нее отобрали и заставили работать, угрожая сдать инквизиции. За десять лет девушка успела излечиться от голосов в голове, состариться, заболеть дурной болезнью, а еще какой-то солдат в припадке ярости изрезал бедняжке лицо, после чего заработки упали, а бывшая послушница вынуждена была сменить профессию – из проститутки она переквалифицировалась в нищенку, а вот умирать пришла в родной монастырь. И, кстати, умерла на следующее же утро после покаяния.
– Грустно.
– Очень грустно, – согласился Пыляев. – Крест же объявился не где-нибудь, а в Речи Посполитой.
– Где?
– Речь Посполитая, Машуль, это такое государство было, располагалось на территории современной Польши, Украины, Беларуси, и, если мне не изменяет память, там частично еще Литва была и Латвия.
– А куда оно делось?
– Распалось. Точнее, разделили. В общем и целом, Речь Посполитая интересует нас как место действия. Некий шляхтич пан Задуменский после визита во Францию сделал своей жене царский подарок – золотой крест, украшенный жемчугом, мелкими бриллиантами и крупным рубином, ограненным в форме сердца. Жена пана Задуменского была дамой набожной и подарку обрадовалась. Крест был освящен и занял подобающее место в семейной часовне. А потом случилась Северная война.
– Это когда? – История никогда не была моим коньком. Да и не было у меня коньков, такая уж я неудачная, учиться не любила, вот теперь сижу и думаю, когда ж эта Северная война имела место быть и кто с кем воевал. Йорки с Ланкастерами? Нет, это, кажется, Столетняя война и в Англии. Русско-турецкую еще помню и Русско-японскую, ну и мировые, естественно, Первую и Вторую. Пыляев, заметив мои
