Назад Алена шла медленно, то и дело оборачиваясь, пытаясь понять, наблюдают за ней или ей просто кажется, что наблюдают. Вокруг было тихо, только земля похрустывала под ногами и свежий снег хлюпал, превращаясь в грязь.
А баба Гэля не спала: из-под ставен пробивалась узкая полоска света. И когда Алена была уже у забора, дверь распахнулась, выпуская человека.
– И чтоб без обману мне! Гляди, а не то все расскажу! – донесся визгливый старушечий голос.
Алена отскочила, упала, зацепившись за доску, скатилась в низенькую канавку у дома и замерла, скукожившись.
– Ты ж мене знаешь, – продолжала дребезжать бабка уже где-то рядом. Провожает гостя? Правильно, не отдыхать она собиралась, а ждала кого-то. И часы навела. Никто не ложится спать по звонку. По звонку просыпаются...
– Я ж тебе, шалопаю, помогала, как умела. Жалела...
Старухи часто днем спят, а ночью бессонницей мучаются. Наверное, баба Гэля тоже спит по вечерам. А сегодня у нее встреча, которую никак нельзя проспать. Вот часики и навела. Она же не знала, что Алену встретит.
Домой пригласит.
Разговорится.
А потом выставит, чтобы Алена случайно не увидела... кого? Того, кто ее мучает? Того, кто собирается убить? Но кто он, самозваный охотник на ведьм?
Жалко, голоса не слышно. И разглядеть удалось лишь, что высокий и плотный. Или кажется, что плотный? Может, дело не в нем, а в куртке? Сейчас многие носят пуховики.
Например, Влад.
Уехал? Или просто соврал, что уехал?
– А про Фимку слышал? Померла! Повесилася! А такая баба была, строгая... что, не помнишь? Все вы быстро забываете. Ох жалко ее...
Наверное, нужно было выскочить и потребовать объяснений. Пригрозить милицией. Плюнуть, в конце концов, в рожу этого урода!
Или хотя бы рассмотреть получше.
Или тайком пойти за ним, узнать, где обитает...
Наверное, много всего можно было сделать, но Алена просто сидела в ямине, свернувшись калачиком, и молилась всем святым сразу, чтобы ее не заметили.
Часть II
СКИТАНИЯ
Год 1691-й
Вопрос 5: Многих несчастных осудили за то, что на их теле обнаружили какие-то соски, однако всем известно, что немало людей, в особенности в преклонных летах, страдают от бородавок на разных частях тела и прочих естественных наростов, которые происходят от геморроя, деторождения и других причин, и лишь на этом основании один человек в компании одной женщины решает объявить подозреваемого виновным или оправдать.
Ответ: Те, кто выносит суждение, в состоянии доказать его основательность кому угодно и привести причины, почему такие отметины не только противоестественного свойства, но и не происходят ни от одной из тех причин, которые указаны выше. Что же до решения, которое они якобы принимают с глазу на глаз, то это ложь и неправда, ибо нет ни одного человека, которого осудили бы только на основании обнаруженных на его теле отметин. Каждый раз, когда осматривают мужчину, делают это в присутствии не менее дюжины самых надежных и здравомыслящих обитателей прихода, а когда осматривают женщину, то присутствуют опытнейшие женщины и повитухи, и все они, а не только обнаружитель и его помощники, подтверждают подозрительный характер найденных отметин, и все, включая зрителей, выражают свое неодобрительное к ним отношение и соглашаются, что эти знаки не могут происходить ни от одной из упомянутых выше причин.
Помойка кишела крысами. Серые и черные тела, голые хвосты, визг и кровь.
– Смотри, – человек в добротном черном плаще и шляпе, низко надвинутой на глаза, остановился. – Смотри, Бетти, внимательно.
Бледная девочка с золотыми волосами послушно остановилась. В серых глазах ее отразились и грязные стены переулка, и задний двор таверны, и крысиная война, но тонкое личико осталось неподвижным. Ни отвращения, ни страха – ничего.
– Они как люди, – продолжал человек, выпустив руку девочки. Теперь он опирался на трость, которой время от времени ударял по камням, метя в крыс. Те, вдруг теряя агрессивность, отбегали и скрывались в дырах между домами. – Душат друг дружку за кусок еды. Правда, люди душат не только за еду. Понимаешь?
Девочка кивнула.
– Не понимаешь, не ври, – человек раздраженно стукнул тростью по черному ботинку. – Соглашаешься... нужно мне твое согласие... Люди – твари. Им еды мало. Веру крадут. Надежду крадут. Любовь крадут. Тебя вот пытались украсть... но я не дал! Не дал я!
– Да, отец.
Голос девочки почти утонул в уличном шуме, но человек расслышал. Закашлялся, отворачиваясь, а после бодро заковылял прочь.
Идти было недалеко: улочка вывернулась, выплеснулась на грязную пристань и оборвалась. Человек пересек мостовую, обматерив невнимательного кучера и сонную лошадь, разрушил муравьиную цепь грузчиков, чем вызвал поток брани, и, добравшись до причала, замер. Теперь его взгляд был устремлен на море.
– И тут грязь. Везде грязь, – он даже не обернулся, чтобы проверить. Знал – никуда Бетти не денется. И она, подтверждая знание, печальной тенью стояла сзади. – Смотри, Бетти, хорошенько смотри.
Она смотрела. На суету, которая мало отличалась от крысиной возни, разве что люди не пищали. Они орали, визжали, хохотали, пели, стонали, умоляли о милостыне. Молча сновали в толпе, облегчая чужие карманы. Люди волокли ящики и катили бочки, забивая корабельные трюмы. Люди выволакивали груды соленой и свежей рыбы, овощей и фруктов, заражая воздух зловонием.
Люди были повсюду.
Бетти больше нравились корабли.
– Мы уедем отсюда, милая моя, – человек вдруг заговорил ласково, и девочка вздрогнула. – Скоро уже уедем. На край мира, куда все это не доберется...
Широкий жест, и крыло плаща распласталось в воздухе. Бетти отступила. На шажок, крохотный шажок, такой, чтобы он не заметил.
– Земля обетованная, рай на земле...
– ...па-а-аберегися! С дороги! С дороги!
– Эй, красавчик, хочешь...
– Подайте, Господа милосердного ради...
– ...невинна незнанием, не оскорблена грехом...
– Эй, ты чего застыл? Чего? Двигай! Я те толкну! Я те...
Широкоплечий грузчик, изрезанный шрамами, словно книга письменами, на скандалиста и не глянул. Зачарованный, он не сводил глаз с бледнолицей девочки. И очнулся лишь тогда, когда странная парочка исчезла.
– ...и мы будем счастливы в этом раю. Понимаешь?
Бетти кивнула. Она всегда соглашалась с ним. Так безопаснее.
Шхуна «Элизабет» вышла в море на третий день. Дряхлая и скрипучая, брюзгливая, как все старухи, она была еще крепка и, поймав попутный ветер грязными парусами, бодро заскакала по волнам. Спустя неделю отчалил и голландский «Герб Гамбурга». Солидный и медлительный, он
