– Я... Мишка знает, что ты тут живешь. И если со мной что-то случится...
Алена отступила к стене, сдерживаясь, чтобы со всех ног не броситься во двор, крича о помощи. Влад поднял руки вверх, увидев молоток, бросил и протянул раскрытые ладони.
– Погоди. Да стой ты. Ничего я тебе не сделаю. Тем более что Мишка знает. Мишка – это аргумент. И я ненормальный. Да, я ненормальный, если ввязался в эту историю.
Шаг влево, и теперь Влад загораживает проход, отрезая путь к бегству.
– Он... он говорил, что ты на учете.
– На учете, значит. С головой не дружу. А он так наоборот. Черт, и ведь не поспоришь. Я ж и вправду на учете состоял. И в психбольнице лежал. Видишь, каюсь в грехах как на духу. Да постой ты... авария была. Сотрясение мозга. Последствия...
Влад бросился вперед, схватил, прижимая Аленины руки к бокам.
– Да стой ты! Не съем я тебя! Значит, Мишка заходил?
Алена кивнула и прошипела:
– Отпусти!
– Отпущу. Потом. А Мишка, он тебе кто?
– Никто. Муж подруги.
– Ты хорошо его знаешь?
Вопрос Влада удивил Алену. Хорошо ли она знает Мишку? Да, конечно, хорошо! Он познакомился с Танькой в парке и долго ухаживал, каждый день таскал цветы, а признаваться в любви не спешил. Робел. Он вообще весь такой, вроде бы и спокойный, надежный, а по характеру так робкий.
– И кто это тебе сказал? Или собственные наблюдения?
– Собственные, – огрызнулась Алена.
Чем дальше, тем меньше нравился ей этот разговор. Алена попыталась вырваться, но Влад держал крепко.
– Твоя подруга ведь знает про твою бабку-ведьму?
Так вот к чему он ведет, сыщик-любитель, Шерлок Холмс деревенский. Мишку подозревает. Конечно, Танька рассказала ему про Аленкину бабку, а Мишка, будучи на самом деле скрытым психом, ненавидящим ведьм, решил от Алены избавиться.
– Чушь!
– Неужели? – Влад не спешил раскаиваться. – Но возвращаясь к первому вопросу. К примеру, знаешь ли ты, что его мать, сестры и брат погибли? И что именно мать, дождавшись, когда дети заснут, подожгла дом? Мстила мужу, сбежавшему к любовнице.
Боже мой! Какой кошмар!
– Та же, из-за которой разыгралась трагедия, повесилась. Печально, правда?
– Я не понимаю, при чем...
– При том, что до сих пор поговаривают, будто самоубийца не сама в петлю шагнула, помогли ей. Кто? А тот, у кого она душу на силу ведьмовскую обменяла. И кого ради ворожила и привораживала. И кому в жертву семью принесла. Только вот ему, неназываемому, жертв всегда мало. Вот и прибрал верную служанку. Итак, имеем парня, потерявшего из-за ведьмы всю семью. Вот тебе и мотив.
Он наконец разжал руки и предложил:
– Пошли, что ли, поговорим по-настоящему.
Влад не собирался рассказывать ей всей правды, хотя бы потому, что сам не очень понимал, где эта правда начиналась и где заканчивалась.
Не помнил! Он, Влад, гордившийся тем, что никогда ничего не забывал, сейчас не помнил собственной жизни! И более того, не замечал дыр в ней.
Алена сказала про больницу, и в голове точно вспыхнуло – да, была. Лежал.
– У тебя когда-нибудь было такое, что ты что-то забывала? – Влад сел на табурет, который закачался и заскрипел, взывая о починке. – Не пустяк, вроде чьего-то номера, а серьезное. Настоящее.
– Вроде бы нет. Но... как можно сказать, что ты забыл, если ты так и не вспомнил?
Алена старалась держаться подальше. Напугал? Он не хотел. Он сам испугался, когда увидел открытую дверь и горку снега на пороге. Когда представил, что она мертва.
Тот, вчерашний мент, с его смешной ненавистью, сказал – все серьезно. Он много вчера говорил, называл имена, одно из которых показалось смутно знакомым. Нужно проверить. И позвонить. Наденька небось сожрала беднягу с потрохами. С нее, с Наденьки, станется.
– А что твой Мишка еще говорил?
Надо поговорить с Мишкой. Оба ведь взрослые, а взрослые не обижаются на слова, тем паче сказанные невесть когда. Зато Мишка может помнить. О чем? О ведьме с картами? О больнице?
– Влад, – Аленина ручка легла на лоб. – Ты горишь весь. У тебя температура? Может, приляжешь?
Он позволяет себя отвести...
Авария? Ну да. После аварии естествен страх перед автомобилями.
Больница. Воспоминания возвращаются? Это хорошо? Конечно, хорошо. Алена рядом. Тоже хорошо. Почему-то Владу страшно вспоминать одному.
Сколько ему было? Одиннадцать? Двенадцать? Больше? Меньше? Не настолько меньше, чтобы не помнить. Пропущенный год, переезд, другая школа. Папины объяснения, что так будет лучше, Влада перестанут дразнить.
Мамино молчание.
Иконы, которые она начала собирать. Это связано? Да. Но как?
– Аленка, – Влад ложится на бок с трудом. Его трясет как в лихорадке, и ледяной пот плывет под воротник. – Ляг со мной. Пожалуйста. Мне... мне страшно одному.
