— Да, — Фома не видел смысла врать. Марк кивнул и, вытянув кривоватые покрасневшие от холода руки, пробормотал.
— Значит, вот оно как получилось… и чего теперь делать? Может, еще выкарабкается?
— Может.
— Да не, вряд ли… если уж антибиотики не помогли, то все… я вот думаю, уходить надо. Зимой тут точно не выживем, вона ни одного дерева на километры вокруг не осталось, все порубили… да и жрать нечего. Куда он нас привел? Новый мир… равный… честный… построим… сдохнет тут, а нам следом. В княжество идти надо было, там какие-никакие, а люди. Поэтому обижайся, не обижайся, а мы уходим… завтра. А хочешь, давай с нами, Янушу все равно немного осталось, он и сам знает, оттого и бесится.
Марк замолчал, то ли предоставляя таким образом Фоме возможность подумать над предложением, то ли просто больше сказать было нечего. Сидеть холодно, костер почти не дает тепла, земля, подернутая инеем, дышит холодом и влагой, изо рта вырываются легкие облачка пара, а косматый шар заходящего солнца полыхает багрянцем.
Януш умер спустя семь дней, так и не узнав, что его бросили все, кроме Фомы. Копать могилу в схваченной первыми морозами земле было неудобно. Руки с непривычки пошли мозолями, и в результате яма получилась тесной и неглубокой.
«И чаянья наши, и надежды пусты перед лицом вечности. Настоящее слишком ненадежно, чтобы можно было думать о будущем…»
— Да ты философ, — хмыкнул Голос. Фома привычно отмахнулся. Лямки рюкзака натирали плечи, наверное, уже можно было бы остановиться на привал, но вокруг простиралась степь, стылая и необъятная. Вместо дороги — узкая колея, единственное свидетельство того, что здесь когда-то были люди. Фома, поправив рюкзак, шагал вперед. При небольшой толике везения колея выведет в горы, а там… как получится
Вальрик
Дом камрада Суфы находился недалеко от казарм, двухэтажное массивное строение с покатой крышей. Черепица на крыше черная, блестящая, будто из крашеного стекла. А окна мало того, что узкие, так еще и решетками забраны. Зато изнутри непривычная, нехарактерная для Империи роскошь: мягкие ковры, тяжелые напольные вазы, низкие диваны и круглые столики до того хрупкие на вид, что и прикоснуться боязно. Впрочем, Гарро, сопровождавший Вальрика, вряд ли бы разрешил касаться, не говоря уже о том, чтобы сесть на диван или, не приведи Господи, испачкать грязной обувью ковер. Гарро вел Вальрика вглубь дома, умудряясь обходить и ковры, и диваны… ну и черт с ними.
Остановившись перед очередной дверью, Гарро вежливо постучал и, не дожидаясь приглашения, потянул за ручку.
— Входи, — буркнул он Вальрику. Вальрик вошел, а дверь с едва слышным вежливым хлопком закрылась за спиной — Гарро остался с той стороны.
Комната огромная и душная, сквозь окна почти не проникает свет, а масляные лампы едва-едва разгоняют сумрак — с доходами Суфы можно было бы и на электрические потратиться. В остальном же: темный ковер на полу, непривычного вида мебель, слишком низкая и неудобная на взгляд Вальрика, а вместо шкафов сундуки. Крышка одного откинута, и можно рассмотреть, что внутри книги.
— У всех народов разные обычаи, — мягкий голос Суфы удивительным образом вписывается в атмосферу комнаты, — одни хранят книги на полках, другие в сундуках… третьи вообще книг не знают, а знания передают из уст в уста… но стоит ли удивляться сим, не заслуживающим внимания мелочам? Присаживайся, — Суфа указал на низкое кресло с причудливо изогнутой спинкой. Ко всему оно оказалось непривычно мягким и при этом неудобным.
— Слышал о твоих успехах… признаться рад, очень рад… приятно, когда надежды оправдываются.
Вальрик кивнул, прикидывая, зачем Суфе понадобилось вызывать его. Чтобы похвалить? Ну так сезон уже закончился, да и не принято хвалить гладиаторов, примета дурная.
— Ты талантливый парень, Валко, и если будешь вести себя правильно, многого добьешься…
Странный он, Суфа, и совсем другой, чем прежде. Пахнет пылью… но не той раздражающей и тяжелой, что скапливается в заброшенных помещениях, а сумрачно-сдержанной, такой, как в библиотеке Саммуш-ун. Кожа Суфы напоминает старый пергамент, желтовато-бурый, изломанный и изъеденный. Морщины резкие, точно разломы, и только на лице, руки у Суфы гладкие, с длинными тонкими пальцами, на которых блестят драгоценными камнями перстни. Руки существуют как бы сами по себе, они ни минуты не могут находится в покое, пальцы то перебирают розовые бусины четок, то поглаживают бороду, то поправляют полы расшитого халата. А главное, что нет в Суфе и намека на былую мышиную суетливость и неприметность.
— И производишь ты впечатление человека неглупого, потому и разговор у нас с тобой будет откровенный.
К запаху пыли добавились осторожные розовые ноты, значение которых ускользало от Вальрика.
— Мои казармы, конечно, хороши… и Деннар — город достойный, но… как бы это выразиться, маловат… нет тут для тебя достойных соперников, а значит, максимум еще один сезон и все.
— Что «все»? — Честно говоря, Вальрик рассчитывал продержаться чуть больше одного сезона.
— Ставки упадут. Ставить на фаворита выгодно тем, кто боится проиграть, а отнюдь не тем, кто желает выиграть, — бусины замелькали быстрее. — Не стану скрывать, я давно подумывал подготовить одного-двух выездных бойцов, чтобы поучаствовать в Больших Играх, вот только материал подходящий не попадался… Шакра по-своему хорош был, быстрый, сильный, работать умеет, но вот разговоры его… надеюсь, ты не станешь повторять чужих ошибок?
— Нет.
— Вот и хорошо… замечательно… этот сезон есть смысл отработать здесь, но тренировать тебя Гарро станет отдельно. А на следующий год в Илларе попробуем, да только сразу предупредить хочу, в Илларе свои казармы, и приезжих там не любят. Но ты уж постарайся выстоять, а Суфа в долгу не останется…
В казарму Вальрик возвращался в состоянии непривычной задумчивости. С одной стороны, предложение Суфы подвигало к первоначальной цели, с другой ставило новые препятствия. И новых людей, которых придется убить во имя этой самой цели. Странно, но после сегодняшнего разговора цель казалась еще более далекой и непонятной.
Зачем? Или прав Ским, думать меньше надо, все равно ведь мысли как таковые ничего не изменят. А на Иллар любопытно было бы посмотреть. Как-никак столица…
Рубеус
В сравнении с Орлиным гнездом Хельмсдорф явно проигрывал, чересчур массивный и резкий он казался чуждым элементом, силой вписанным в шелковую акварель Альп. Наверное, Мика была права, предлагая другой проект… и зачем эта стена, если нападать некому? Разрушить? А смысл тогда было строить.
— Привет, — Мика ждала на пороге, зябко кутаясь в длиннополую шубу, темный провал двери, подернутые инеем ступени, серебристо-белый мех, черные волосы, разноцветные искры драгоценных камней… красиво.
— Ну, что случилось? — Она ласково провела тыльной стороной ладони по щеке. — Ты снова мрачен. Не люблю, когда ты хмуришься.
— Я ненадолго.
— А когда ты был «надолго»?
В доме тепло и уютно… а может черт с ним, с перевалом… и с крепостью… и вообще со всеми проблемами сразу, остаться бы в этом тепле хотя бы на день… или два, не думая ни о чем.
— Устал?
— Нет, просто… — просто Рубеус и сам не в состоянии понять, что же изменилось, откуда появилось это безразличие и откровенное желание плюнуть на все, и на Хельмсдорф, и на границу, и на войну эту.
