стороны пятьсот, вернее, уже шестьсот лет — это много. С другой… — ограниченное пространство, ограниченное общение, полное отсутствие личного опыта и излишне идеализированные представления как о да-ори, так и о людях. Это нужно было для проекта, минимум информации о реальном положении дел и искренняя вера в то, что да-ори лучше, честнее, справедливее. Если бы она сама в это не верила, то и другие не поверили бы. Но все пошло не совсем так, как планировалось. И теперь одно из двух: либо она приспособится к тому, что есть, либо не приспособится. И ты понимаешь, что ее ждет в этом случае. Поэтому мне бы хотелось, что бы ты в полной мере осознавал возможные последствия тех или иных действий.
— Я осознаю.
— Неужели? Ну да тебе виднее. Вообще, предоставь право выбирать ей, заслужила. Только пусть выбор будет честным, понимаешь?
Рубеус понимал, но одно дело понимать и совершенно другое решиться… впрочем, сколько там у него времени? Два дня? Не так и много… достаточно, чтобы подумать.
Коннован
Белый мятый халат, застегнутый на одну пуговицу, черная рубашка и красный галстук — интересное сочетание цветов, Карлу идет. Вот только желтоватые пятна на халате несколько выбиваются из общей картины, но они так же привычны, как обстановка вокруг. Эта лаборатория почти не отличалась от другой, той, что осталась в Орлином гнезде. Та же раздражающая белизна, чересчур яркое освещение, обилие стекла и хрома, запах стерильности и медикаментов.
Не люблю лаборатории.
— Итак, девочка моя, думаю, пришло время поговорить серьезно. — Карл садится на кровать, и я понимаю, что он собирается сделать.
— Давай без капризов, хорошо? Ты же понимаешь, что я должен знать.
Понимаю, но тем не менее предстоящая процедура вызывает отвращение, но чем сильнее я буду сопротивляться, тем больнее будет.
— Ну, успокойся. Посмотри мне в глаза. И расслабься, вот так, хорошо…
Голос доносится издалека, вокруг темно, тесно и нечем дышать. Чужая воля подавляет, пытается проникнуть внутрь, вытащить то, что я старательно прятала, заталкивая в самые дальние уголки памяти. Сопротивляюсь. Сопротивляться нельзя, но я не могу иначе. Я не хочу вспоминать.
Холод. Лед. Метель. Белый колючий снег.
База… Тора… чай с вареньем… фарфоровые чашки… разговор. Подробнее, еще подробнее. Чужая воля вытягивает информацию, разбирает, анализирует, отодвигает в сторону. Я понимаю, что это нужно и важно, но вместе с тем не могу не сопротивляться. Это насилие, я устала от насилия, пожалуйста, не надо…
Мои возражения деловито отодвигают в сторону, заставляя глубже и глубже погружаться в прошлое.
Повстанцы. Лагерь. Слепота. Боль. Зов, на который нет ответа, ощущение беспомощности и желание выжить. Фома.
Дождь. Серое дрожащее марево вокруг, мокрые хвосты травы, выскальзывающие из рук. Грязь. Вода в легких. Кашель. Пальцы, соскальзывающие с гарды на лезвие.
Солнце. Яркое. Желтое. Горячее. Плач… я плакала? Наверное.
Снова боль. Много боли. Унижение. Ласковый голос и жестокие руки. Я не хочу вспоминать это… зачем так подробно… шаг за шагом, все в малейших деталях… снова умираю… за что?
— Тише. Коннован, ты слышишь меня? Успокойся, все закончилось. Все уже закончилось. — Карл обнимает, гладит по голове и шепчет что-то успокаивающее.
— Зачем ты…
— Мне нужно было знать. Давай сейчас ты поспишь, а потом мы поговорим, хорошо?
Карл делает укол, от которого я моментально проваливаюсь в глубокий сон. Хорошо. Просыпаюсь со стойкой головной болью, ну да нормальное явление. Как же я ненавижу, когда Карл делает со мной такое! Правда, подобным образом он поступает крайне редко, только когда желает получить максимально полную информацию.
Все равно ненавижу. В лаборатории пусто и темно, а у меня перед глазами отблески чертова солнца, во рту — горький привкус крови, а малейшее движение вызывает сильнейшее головокружение. Это все пройдет, часа через два-три, нужно просто подождать. И забыть, снова забыть.
Карл появляется, когда часы показывают половину второго, знать бы еще дня или ночи. Хотя в принципе, особой разницы нет.
— Ты как? — На этот раз Карл садится на стул, мятые полы белого халата свисают параллельно ножкам, и отбрасываемая Карлом тень похожа на крылатого паука.
— Успокойся, все закончилось. Обещаю.
Карл забрасывает ногу на ногу, черные брюки с ровными стрелками, светлые ботинки, тень на полу изменяет форму…
— Посмотри на меня. В глаза, Коннован. Вот так.
Некоторое время рассматриваю Карла, он терпеливо ждет. Интересно, приходилось испытывать что- нибудь подобное? Вряд ли. Карл привык сам вламываться в чужое сознание, но в свое он никого не пустит.
— Ты больше мне не доверяешь, — не упрек, скорее констатация факта. — Ты не справилась.
— И что теперь будет? — мне страшно задавать этот вопрос, но неопределенность еще страшнее. Теперь Карл имеет право… да проще сказать, на что он не имеет права. Легкое прикосновение к волосам, жест нехарактерно ласковый для Карла, и голос тоже.
— Ничего. Думаю, ты сполна расплатилась. Просто забудь.
— Ты не…
— Убью? Кого? Тебя? Его? Из-за дурацкого поединка? Брось, Конни, я чересчур практичен, чтобы разбрасываться ценными кадрами.
Верю. Именно сейчас верю, наверное, потому, что очень хочется верить.
— И еще… мне не слишком понравились некоторые твои… взгляды. — Карл поглаживает тяжелый перстень с крупным черным камнем, где-то я такой недавно видела.
— Ты не виновата. Ты не можешь отвечать за поступки другого разумного… существа. И ты не стала хуже, понимаешь?
Понимаю. Но говорить не хочу, вспоминать не хочу, не было этого и все. Точка.
— Ты прячешься, пытаешься стать лучше и для этого выдираешь кусок прошлого. И закрылась, сразу, как только появилось достаточно сил, чтобы держать барьер, причем барьер не от меня, Конни.
— Я не хочу, чтобы он… видел это.
— Почему?
И Карл еще спрашивает. Да потому, что это только моя боль и моя грязь, я не желаю выплескивать ее на кого-то еще, особенно на Рубеуса.
— А знаешь, что видит он? Стену, которой раньше не было. Отчуждение. Неприятие. Недоверие. Подумай, ладно? В том, что произошло, нет ничего постыдного для тебя. Жертва не имеет возможности выбора, ты сделала единственное, что могла — выжила.
— Но ты ведь не расскажешь? Пообещай, что не расскажешь? Пожалуйста, Карл… я… сама… потом…
Он смотрит с такой нехарактерной грустью, что мне становится страшно. Молчание затягивается. По потолку и стеклянной стене бокса ползут тени, робкие, сизовато-серые и бесформенные. Тени-пятна и тень-паук.
— Обещаю, — Карл подымается. — Полагаю, ты уже достаточно здорова, чтобы позавтракать наверху?
