ему султаном, и в свою очередь использовал бесконечную нить замысловатых пожеланий во вкусе персидских дворцов. Он не сомневался, что этот предварительный разговор не более как через час станет известен верховному везиру, и поэтому не скупился на изощренную лесть.
Саакадзе не ошибался. Однажды его совсем нежданно посетил осанистый Режап-паша, первый советник Дивана и управитель дел с чужеземными царствами. Он доброжелательно повел разговор о положении грузинских царств и как бы вскользь коснулся притязаний Ирана на морские рубежи Кавказа. Саакадзе осторожно прощупывал истинный смысл в речах главы иноземной политики и тоже как бы вскользь заметил, что Иран не охотник до морской воды, он скорее повернет из Картли-Кахети к склонам Эрзурума... Режап-паша тонко улыбнулся: Эрзурум - приманка не только для шаха Аббаса, но и для Георгия Саакадзе, - и решил посоветовать султану не замедлять снаряжение войска, предназначенного для войны с Персией.
Посетил Моурави и Селиман-паша, хранитель вензеля султана. Небольшого роста, он, несмотря на тучность, отличался юркостью. Удачные доносы принесли Селиман-паше дворец вблизи Скутари и звание каймакам-паши. В отсутствие верховного везира он вершил делами Дивана.
После долгих уверений - 'Я перед тобой горсть пепла!', 'Нет, я перед тобой щепотка земли!' - паша грузно опустился на бархатную подушку.
Изучая лицо Саакадзе, Селиман-паша видел за его могучими плечами не переливы голубого ковра, а изломы грузинских гор, дымящиеся ущелья, открывающие доступ к желанным вершинам Кавказа. Негромко стуча красными четками, он сожалел, что еще стоит зима, - время, когда не начинают войны, и радовался, что по его совету верховный везир не приостановил явные и тайные приготовления Оттоманской империи, дабы с наступлением весны без промедления ринуться на шаха Аббаса. Кровожадный 'лев' вновь нарушил торжественный ферман соглашения Ирана на мир с Турцией. Битва за Багдад и Диарбекир еще не кончена. Военные пути султана пролегали на Восток.
Селиман-паша мысленно обдумывал, как опишет он верховному везиру свое впечатление о полководце грузин. Сейчас, как никогда, 'падишаху вселенной' нужен именно этот полководец, глубоко познавший слабые и сильные стороны Ирана.
Восторгаясь красотами Стамбула, Саакадзе охотно поддерживал разговор. Он говорил об индусских храмах и пустынях Луристана, о лагунах Колхиды и суровых хребтах Афганистана. Говорил о неотразимом красавце Рустеме, покорителе женских сердец, и о Карагезе - 'Лысом великане', силаче и хитреце, атлете и герое, ловком пройдохе и похотливом плуте. Говорил о сине-белом фарфоре, привозимом на верблюдах из 'Небесной империи', далекой страны Чин-Мачин, об удивительном даре хевсуров распознавать язык зверей, птиц и цветов. Не говорил он только о войске и войнах.
Селиман-паша мысленно одобрил такой удачный ход Моурав-бека: 'Но не дешево обойдется Стамбулу меч Непобедимого! Конечно, золото султана не жаль, - жаль, что попадет оно не в кисет каймакама'.
У ног Селимана-паши что-то звякнуло, он вздрогнул. Из-за ковра проказливо выглядывала обезьянка...
И снова настойчив Саакадзе, снова хмурится Русудан.
- Мой Георгий, разве неведомо тебе, что без подарков нельзя посещать гаремы? А где мы возьмем столько, сколько нужно для алчных жен везиров, пашей, да еще и для их многочисленных родных?
Бегут слуги по разным комнатам, сзывая на совет. Спешат 'барсы', собираются женщины. Все не на шутку встревожены. И если бы не Гиви, мрачное совещание прошло бы без единого проблеска.
- Дорогой Георгий, - вздохнул Ростом, - без подарков нельзя! Приветствие жены Великого Моурави будет напоминать удар молота по пустой наковальне.
- Или по пустым головам прожорливых жен пашей. Лучше не ездить. Сделаем вид, что в Исфахане так научились.
- Полтора часа буду спрашивать мудрого Матарса, он откуда: из Ирана или Картли?
- А ты что предлагаешь, длинноносый? - выкрикнул Гиви. - Если даже меня Георгий продаст, тоже всем не хватит. Лучше нам, друзья, по одной вещи собрать. Я индусский перстень отдам, все равно разлюбил.
Гиви важно снял с пальца любимое кольцо и положил около Русудан. 'Барсы', одобрительно наблюдавшие за Гиви, стали снимать с себя кто запястье, кто кольцо, кто ожерелье, кто булавку, а кто и более ценные украшения.
- Э... э, Гиви, черт, когда поумнел! Молодец! - засмеялся Папуна. Если так пойдет, скоро советником Дато станешь.
- Уже стал, без меня не дышит.
Повеселев, сгребли драгоценности в кучу. Гиви деловито сортировал. Ростом было запротестовал, но Хорешани решительно отодвинула его руку.
- Кто придумал, тот хозяин... Я дам четки из хризолитов, пусть Фатима, жена первого везира, подобреет.
- Почему хризолитовые? Сама их любишь. Лучше те, сумасшедшие, что каждую минуту меняют цвет. Не иначе как прислал их сын сатаны.
- Или цирюльник чертей, - вздохнул Гиви. - А то почему слишком гладкие?
- Нет, мой Матарс, эти четки мне самому нужны, - задумчиво сказал Георгий. - К слову: присланы они, наверно, мудрецом или - Гиви прав шутником, ибо, навязав их, он посеял во мне недоверие даже к собственной тени.
- Ты полагаешь, это весело?
- Не весело, но полезно, мой Папуна. Вот они переливаются, застывают, стучат в моих пальцах, и я настораживаюсь: вижу, слышу, понимаю.
- Я бы такому шутнику полтора часа брил хвост!
- И я бы...
- Значит, - торопливо проговорила Хорешани, - я отдаю хризолитовые.
- Не слишком ли это дорогой подарок для ехидны, как ее назвал святитель Кирилл?
- Не слишком. Не забывай, Дато, она сестра султана.
- А что отнесешь ты, дорогая Русудан, султан-ханым? - озабоченно спросил Саакадзе. - Может, звезду?
- Нет, нет, мой Георгий! Звезда путеводная самому тебе нужна. Я лучше преподнесу свои рубиновые подвески.
- Что?! Полтора кабана на закуску ханым-султан! Разве ты забыла, как в Индостане сама жена магараджи передала Георгию для тебя это украшение?
- Не горюй, мой Димитрий, мне как-то одна старуха сказала: 'Если хочешь носить шелковые одежды, дари почаще своим крестьянам миткаль на рубашки'. Султанша - любимая жена повелителя наших надежд.
- Как ты сказала красиво, моя госпожа! Если так, принесу много вышивок, бисерных, золотых и шелковых, над которыми трудились ананурские и ностевские девушки.
- О-о, дорогая Дареджан, хорошо придумала! Еще дороже будут казаться дары. А ты, Гиви, - добавил Дато, - с сегодняшнего дня будешь говорить только умные слова, иначе...
- Спасибо, обещаю! Когда опустеет твой хурджини, который ты почему-то зовешь головой, непременно стану подбрасывать тебе слова для красивых девушек...
- И еще такое скажу: если турчанки прибудут с ответным приветствием и притащат дешевые серьги, раздадим их вместе с миткалевыми рубашками ностевским девушкам.
Поддержали Автандила единодушно. Полуденная еда сегодня казалась вкусной, ибо разрешился тяжелый вопрос, который беспокоил всех. Страдала гордость. Теперь же никто не осмелится сказать, что грузины не знакомы с правилами первых встреч.
На следующий день богатые носилки, окруженные разодетыми оруженосцами, направились прежде всего во дворец Топ-Капу, к первой жене султана. Внутри носилок на атласных подушках восседали грузинки в богатых одеяниях. На Хорешани и Дареджан переливались алмазные и жемчужные цветы. Русудан надела на себя лишь столько украшений, чтобы не нарушить приличие.
После теплого приема у султанши в оде, где светильники, подвешенные к высокому затейливому потолку, напоминали огромные серьги, а серьги в розоватых ушках улыбающейся султанши - маленькие светильники, где переплеты на пяти арочных окнах превращали оду в позолоченную клетку, а огромная
