психоза на фоне врожденной патологии нервной системы и аномального течения младенческой черепно- мозговой травмы.
К счастью, это не мешало Евгению Оскаровичу учить детей. Истерический невроз отличается от психоза тем, что больной даже на пике возбуждения сохраняет контроль над собой. И Неустроев был уверен, что еще не пересек роковую черту.
Индикатором были нецензурные выражения. Когда дети заставляли Евгения Оскаровича срываться на крик и проделывать другие типичные для истерики вещи, вроде швыряния на пол мелких предметов и стучания кулаком по столу или головой об стену, он тем не менее сохранял способность фильтровать речь и, несмотря на все старания учеников, нехорошими словами не выражался.
Истерическим типам вообще-то в школе не место. Дети исключительно жестоки и, почувствовав слабину, с садистским удовольствием начинают методично бить по больному месту. Но если долго бить в одну и ту же точку, там нарастает толстая кожа, и чем дальше - тем она толще.
Поэтому стихийные истерики Евгения Оскаровича в классе после нескольких лет работы в школе не слишком отличались от продуманных акций усмирения, которыми славились многие другие учителя во главе с завучем Олимпиадой Семеновной - заслуженным педагогом советского разлива, чья кожа была толще, чем у носорога.
И только дома после всех уроков Евгений Оскарович давал волю чувствам. Размазывая слезы по лицу и закручивая во весь голос такие нецензурные обороты, которые знает наизусть не всякий боцман, он писал и тут же рвал в клочки заявления об уходе, катался по полу и плевался густой слюной в горшки с цветами, что заставило миламанских ученых записать в своем отчете: 'Приступы ярости часто сопровождаются усиленным выделением жидкости из организма'.
Евгений Оскарович не уходил из школы только потому, что ему некуда было идти, а директор не увольнял его только потому, что если выгнать этого психа, то учить детей биологии будет некому совсем.
В эпоху, когда все нормальные педагоги разбегаются как тараканы по частным школам и детским садам, любой, кто согласен работать в муниципальном образовательном учреждении, ценится на вес золота.
Так что Евгению Оскаровичу сходили с рук даже регулярные скандалы с завучем, при виде которой Неустроев начинал трястись раньше, чем она произносила первые слова.
Слова обычно были такие:
- Евгений Оскарович! После ваших уроков с классом невозможно работать. Если вы не в состоянии держать воспитуемых в узде, то вам нечего делать в школе.
После этого Евгений Оскарович не мог сдержать в узде себя. А поскольку Олимпиада Семеновна не была ребенком (и возможно, не была им никогда), в выражениях он не стеснялся.
Слоноподобная дама позднебальзаковского возраста могла переорать своим генеральским басом кого угодно, но только не Женю Неустроева, доведенного до крайней степени ярости. Он кричал, как контуженый, и его звонкий голос глушил все звуки вокруг.
Дети были в восторге.
Самое забавное, что эти скандалы крутились всегда вокруг одной темы. Евгений Оскарович пытался доказать Олимпиаде Семеновне, что детей надо любить.
Он действительно любил детей - и наверное, поэтому они так легко садились ему на шею.
И теперь, едва к нему вернулась способность соображать, Неустроев подумал, что это снова дети. Наверное, старшеклассники, которым мало показалось его сегодняшней истерики на уроке в десятом 'б', решили достать его даже дома.
Эта мысль подействовала на Евгения Оскаровича отрезвляюще. Он перестал биться и произнес почти спокойно:
- Нет, это уже переходит всякие границы. Между прочим, хулиганство со взломом карается в уголовном порядке.
- Успокойтесь, пожалуйста! - произнес в наступившей тишине приятный женский голос. - Мы не причиним вам зла.
- Кто это? Караваева, ты что ли? Развяжите меня немедленно!
- Мы не можем освободить вас от оков, потому что опасаемся вашей неадекватной реакции, - послышался другой голос, на этот раз мужской.
Скосив взгляд в сторону говорившего, Неустроев понял, что это никакие не старшеклассники. Глаза уже привыкли к темноте, и было отчетливо видно, что странные визитеры возвышаются чуть ли не до потолка. Только один из гостей имеет нормальный рост, и кажется, именно он говорит женским голосом.
- Черт возьми, а какая у меня должна быть реакция?! - воскликнул Неустроев, вновь свирепея. - Вы вломились ко мне в дом, связали меня какими-то веревками и хотите адекватной реакции? Развяжите меня, я сказал!
- Мы развяжем вас позже, а сейчас, пожалуйста, выслушайте нас, - попросил женский голос.
- Не хочу я ничего слушать!
- Дело в том, что мы - посланцы народа миламанов из звездного скопления Ми Ла Ман. Мы ведем неравную борьбу с жестокой расой моторо-мотогалов, которые покорили половину Галактики. И к несчастью, мы проигрываем в этой борьбе. Помочь нам может только ген бесстрашия, который обнаружен на вашей планете...
Тут Неустроев прервал ее и завопил что есть мочи, адресуясь в сторону открытой балконной двери:
- На помощь! Меня сумасшедшие убивают! Помогите!!! Пожар!!!
При этом он энергично заколотил головой об стену, что в панельных домах с неизбежностью ведет к пробуждению всех соседей, как бы крепко они ни спали.
- Подождите! Позвольте закончить, - заторопилась женщина в скафандре. - Мы просим вас отправиться с нами добровольно. Мы привыкли ценить свободу разумных существ, но свобода родной цивилизации для нас дороже, и мы не остановимся перед применением силы, если возникнет такая необходимость. Заранее просим прощения, но судьба цивилизации миламанов зависит от вас, и мы не можем упустить этот шанс. Пожалуйста, соглашайтесь лететь с нами добровольно.
- Пожар!!! - продолжал надрываться Неустроев. - В доме бомба! Сейчас все взорвется! Спасите!!!
- Все, уходим! - скомандовал на своем языке Ри Ка Рунг, которому сообщили, что на соседних балконах появились люди, и они заметили спецназовцев.
Двое бойцов тотчас же подхватили Неустроева под руки и потащили к балкону.
- Нет!!! - кричал он по пути. - Я не хочу! Я боюсь высоты! Помогите!!! Мама!!!
Мамы поблизости не было, а жители соседних квартир как раз вызывали милицию. Но раньше, чем она приехала, спецназовцы, крепко держа Неустроева под мышки, пристегнулись карабинами к жгутам и взлетели на крышу.
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а! - на одном дыхании тянул Неустроев все те секунды, что висел над бездной.
Остальные спецназовцы еще только пристегивались к жгутам и по очереди поднимались на крышу, когда появилась милиция. Отделение было совсем рядом, а тональность панических звонков колебалась от версии 'дом заминирован' до сообщения 'там нашего соседа черти забирают' - так что дело было серьезное.
Два сержанта вывалились из канареечного 'газика' с криком:
- Стоять, ни с места, милиция!
Но увидев, какие черти забирают соседа, они с возгласом: 'Ой-е!' - залегли за 'газиком' и решили ждать подмогу.
Подмога не заставила ждать себя долго, и новоприбывшие с места в карьер открыли стрельбу.
Каким-то чудом один из них со второго выстрела попал в Ри Ка Рунга, и миламанам ничего не оставалось, как открыть ответный огонь из парализаторов.
Пока кричащего от боли Ри Ка Рунга, раненого в район бедра с внутренней стороны, тащили к катеру, группа прикрытия сумела положить с десяток бравых милиционеров и организованно отступила к транспортному средству.
Подоспевшие к шапочному разбору пожарные успели увидеть лишь еле заметную тень на фоне предрассветного неба.
