поступить с дамой не по-джентльменски, и задал ей вполне резонный вопрос:
- Где ваша одежда?
- Какая одежда? - удивилась Анжела, которая после горячей схватки и холодного душа воспринимала действительность несколько неадекватно. - Нет у меня никакой одежды. И никогда не было.
- Вы что, прямо так сюда пришли? - изумился в свою очередь офицер.
- А я сюда вообще не пришла, - заявила на это Анжела. - Я прилетела. На крыльях любви.
Тут офицер понял, что с крышей у девушки беда, и начал подозрительно принюхиваться, дабы определить, по какому адресу ее следует отправить.
Вариантов было три.
Самый соблазнительный - отвезти девушку к себе домой и забить болт на служебные обязанности - отпал сразу по причине наличия дома жены, тещи, двух маленьких детей и одной большой собаки, которая имеет привычку ревновать хозяина к посторонним.
Второй вариант - запереть даму в обезьяннике с себе подобными (тоже нагими, дабы алкоголь выветривался через все поры тела) - отпадал сразу по двум причинам. Во-первых, такой красивой девушке в обезьяннике не место, а во-вторых, она, кажется, вовсе и не пьяна. Если в ней и был хмель, то давно весь вышел через упомянутые поры тела в ходе битвы за место под солнцем и в особенности под холодным душем. Струя из пожарного шланга будет почище душа шарко. Тут и мертвецки пьяный протрезвеет.
Остается третий вариант. Поскольку девушка явно заговаривается, есть смысл направить ее в соответствующее лечебное учреждение, где ей поставят диагноз и назначат необходимое лечение.
Офицер имел неосторожность намекнуть Анжеле, что третий вариант вполне реален, если она немедленно не прекратит валять дурака и не начнет разговаривать с ним по-человечески. Но Анжела, загадочно улыбаясь, обескуражила собеседника сообщением, что она, собственно, бывает в означенном лечебном учреждении каждый день и сама назначает лечение всяким разным психам, среди которых есть даже бывший полковник из центрального аппарата МВД.
Это она немножко приврала для красного словца. Во-первых, пациент из центрального аппарата МВД был подполковником, а во-вторых, медсестры лечение не назначают, а только выполняют предписания врачей. А на врача Анжела в этот момент была нисколько не похожа. И офицер, который никому не позволял обвести себя вокруг пальца, тут же потребовал доказательств, что она - та, за кого себя выдает.
- У вас есть какие-нибудь документы? Если есть - предъявите, а если нет пройдемте. Будем разбираться, кто вы такая - доктор или пациент.
Анжела похлопала себя по бедрам и ягодицам и была вынуждена признать, что документов у нее нет.
- Они, наверное, у мужа, - предположила она и тотчас же получила следующий вопрос в лоб:
- А где муж?
- Если бы я знала, где муж, тут я бы с вами не разговаривала! - вне всякой логики заявила Анжела, и ей-таки пришлось пройти.
Ее нагое тело почему-то сильно раздражало офицера, - очевидно, оттого, что навевало мысли о супружеской измене, а он старался быть примерным мужем, а тут как раз подъехало сразу несколько машин 'скорой помощи', и в одной нашелся лишний халат, который офицер и реквизировал, напугав медиков своим удостоверением и убойным аргументом:
- У меня в отделении бомжи сидят - не могу же я ее к ним сунуть в таком виде.
Медики отреагировали на это со свойственным их профессии цинизмом. 'А что? Бомжам будет приятно', - сказали они, но халат все-таки дали.
В отделении, однако, Анжелу посадили не к бомжам, а к Жене Угореловой, Инге Расторгуевой и Любе Добродеевой.
Люба была в своей одежде, только опять где-то потеряла свои тапочки, а также своего любимого Гири Ямагучи. При таких габаритах его трудно было потерять, но Люба ухитрялась уже не в первый раз.
Инга была в чужой одежде, а именно - в концертном костюме, который принадлежал хозяину элитного кабака со стриптизом. И снова был изорван, что означало только одно - Инга опять попала на деньги.
А Женя была в таитянском пареу и милицейской рубашке с погонами ефрейтора.
- Я начинаю повторяться, - сказала она подругам по несчастью, имея в виду, что на ее пути уже были участковый, сержант патрульно-постовой службы, эксперт-криминалист и оперуполномоченный уголовного розыска. Ее образ жизни вообще располагал к регулярным контактам с представителями закона.
Однако настоящей таитянской набедренной повязки из тапы у нее никогда раньше не было, и это примиряло Евгению с действительностью.
Четыре девушки ждали своей участи за решеткой, печально переговариваясь односложными фразами и прислушиваясь к разговору милиционеров за стеной.
Милиционеры - от старших офицеров и до последнего рядового - были вне себя от удивления, потому что из здания спорткомплекса, оцепленного тройным кольцом и прочесанного вдоль и поперек, непонятным образом бесследно исчезли чемпион Гири Ямагучи и его сэнсэй Ясука Кусака, прихватившие с собой большой кубок победителя чемпионата, доверху набитый наличными долларами.
82
Все, что было рассказано выше, - это только цветочки, а теперь начинается кровавая сцена. Поэтому автор рекомендует особо чувствительным читателям закрыть глаза и листать страницы вслепую.
Последние два самурая ведь заперлись в своей комнате и забаррикадировали дверь шкафом не просто так. Хиронага Сакисима не притронулся к огнестрельному оружию, которым была завалена комната. Его интересовал лишь короткий меч его покойного товарища, ибо свой собственный меч Хиронага-сан потерял по вине Анаши Кумару и Ясуки Кусаки, который по-прежнему был жив и находился неизвестно где.
Хиронага не выполнил свой долг и приказ своего господина. Он не убил сэнсэя Кусаку и теперь должен был поплатиться за это головой. В прямом смысле слова, ибо он решил выполнить процедуру харакири в полном объеме, то есть с секундантом и отсечением головы.
В секунданты Хиронага-сан взял, естественно, Анаши Кумару, потому что больше было некого. И теперь Анаши-кун возвышался над старшим товарищем с длинным мечом в дрожащей руке, а Хиронага стоял на коленях, положив около себя короткий меч.
Руки его совсем не дрожали и голос тоже, когда он отдавал последние распоряжения и читал прощальные стихи, в которых Анаши Кумару распознал плагиат. Стихи принадлежали одному из самураев сегуна Токугавы Из Иэльясу, который покончил с собой за триста лет до описываемых событий.
В дверь колотились торговцы оружием во главе со своим шефом-полиглотом, но Хиронага-сан старался не обращать на это внимания, хотя необходимость совершать сеппуку в столь неподобающих условиях удручала его и навевала печальные мысли.
Хиронага-сан размышлял о карме и пришел к неутешительному выводу, что карма его была подпорчена в предыдущем перерождении и этот изъян, увы, перейдет в следующее перерождение. Но чему быть, того не миновать.
Хиронага поделился этой мыслью со своим секундантом, но тот ничего не ответил.
Анаши Кумару опасался, что если церемония и дальше будет продолжаться в столь же неспешном темпе, то завершить ее вряд ли удастся. Торговцы оружием уже снесли выстрелом замок на двери и всей массой навалились на шкаф. Их пришлось отпугнуть выстрелом из пистолета, но это не понравилось господину Хиронаге, поскольку нарушало стройность церемонии.
Однако думать о ритуале было уже некогда. Торговцы оружием тоже стали стрелять из-за двери. Вся милиция вокруг дома залегла, считая, что это стреляют в нее, а тем временем шальная пуля ранила господина Хиронагу в живот - прямо в то самое место, где он собирался начать надрез.
Хиронага не изменил своих намерений и после ранения, но оказалось, что секундант уже не стоит за его спиной, а прячется от пуль в углу комнаты около двери.
- Трус! - презрительно воскликнул Хиронага-сан, увидев это. - Ты трясешься за свою жалкую жизнь вместо того, чтобы последовать моему примеру.
- Я предпочитаю погибнуть в бою и унести с собой несколько врагов, ответил Анаши Кумару, которого возмутило обвинение в трусости.
Но Хиронага Сакисима только усмехнулся на это и взялся руками за лезвие короткого меча, обернутое красным шелком.
