Кого-то еще повязали простые граждане, когда тот убегал, расстреляв все патроны.
Несколько мстителей сумели уйти. А в доме с чердачными окнами тем временем разворачивались главные события.
Стрельба началась в четвертом подъезде, на верхнем, девятом этаже.
Чердак оказался сплошной, то есть по нему можно было пройти к любому подъезду. Оперативники «Львиного сердца» ринулись к месту, где раздавалась стрельба, но попали под веер автоматных пуль. Однако наступающих было много, и они подавили очаг сопротивления шквальным огнем, после чего сверху высыпали на лестницу.
Там, между девятым и восьмым этажами, на ступеньках и площадках обнаружились четыре неподвижных тела. Двое были из «Львиного сердца» — несомненно, мертвые. Третий — тоже труп: изрешеченный пулями брат Оли Благовидовой. А четвертый, вроде, был жив и истекал кровью.
У кого-то из бойцов «Львиного сердца» дернулась рука — пристрелить гада! Но его остановили. Установка была — взять как можно больше бандитов живыми, чтобы было что показать по телевизору и было с кого снять показания. Ведь вся эта операция затевалась не просто для того, чтобы взять преступников, а для того, чтобы восстановить репутацию фирмы и свою честь героических бойцов охраны и виртуозов частного сыска.
Когда агенты, сторожившие фасад, бежали по лестнице наверх, на помощь тем, кто шел через чердак, они услышали голос из застрявшего лифта:
— Эй! Не стреляйте. Я сдаюсь.
— Ты один?
— Да.
— Лифт работает?
— Да. Я его остановил.
— Хорошо. Спускайся на третий этаж, выбрось оружие и выходи с поднятыми руками.
— Я ранен. Не надо меня бить, очень прошу.
— Тебя убить мало.
Лифт пришел в движение и опустился на третий этаж. Из открывшихся дверей вылетели автомат и пистолет, а потом, шатаясь, вышел Рокотов. Он действительно был ранен в руку и в бок, так что бить его не стали, а убивать тем более — по вышеупомянутой причине.
Видеокамеру команда, охранявшая Темного, постоянно возила с собой, и если не весь ход операции, то по крайней мере ее завершение было снято во всех подробностях. Как выводили из подъезда Рокотова и сдавали его с рук на руки подоспевшей милиции, как выносили Зарокова и грузили его в «скорую помощь», как тащили с окрестных дворов и улиц других мстителей.
Право же, москвичам и гостям столицы в этот вечер было что посмотреть по ящику.
73
— А еще они сказали, чтобы ваш человек разделся. А то еще спрячет оружие.
Невольного посланца похитителей Яны Ружевич все еще била дрожь от пережитого страха. Но он крепился и излагал требования преступников достаточно четко.
— А ведь он маньяк, — сказал кто-то из милиционеров, имея в виду, конечно, Геннадия Кружилина по прозвищу Крокодил.
— А ты раньше об этом не догадывался? — съязвил старший инспектор угрозыска Ростовцев, находившийся тут же.
— Нет, что у него по части девочек заскок — это понятно. Но что он еще и голубой…
— Не факт, — сказал Ростовцев. — И вообще базар не по теме. Я готов туда пойти хоть голый, хоть одетый. Лишь бы это все быстрее закончилось.
— А вот уж ни хрена, — заявил Короленко. — Мне твой труп совершенно без надобности. Пусть этим спецы занимаются.
— Во-первых, я спец не хуже их. А во-вторых, им и без этого работы хватит.
— Товарищ полковник, разрешите мне, — встрял вдруг в разговор Юра Сажин, которому тут вообще не полагалось находиться (однако он все-таки проник в аэропорт, воспользовавшись всеобщей неразберихой).
— А ты кто такой? — удивился Короленко.
— Лейтенант Сажин из отдела дознания.
— А что ты тут делаешь?
— Осуществляю дознание, товарищ полковник. Один из тех двоих, — Юра махнул рукой в сторону летного поля, — проходил по моему делу о нарушении правил дорожного движения. С тяжкими последствиями.
При этих словах все присутствующие расхохотались. Ничего смешного в создавшейся ситуации, разумеется, не было, но им требовалась хоть какая-то разрядка.
ФСБ и РУОП выдвинули своих кандидатов на роль парламентера. Однако они были рады спихнуть эту проблему на милицейского добровольца, не имеющего профессиональной ценности для операции по освобождению заложников. Ясно же, что голый человек никаким способом не сможет выковырять из машины ни бандитов, ни заложниц — карате и джиу-джитсу тут не помогут. А жертвовать своими спецами ради того только, чтобы выслушать требования террористов — кто же захочет?
Так и получилось, что Сажин, вообще не по делу очутившийся в аэропорту, оказался наиболее подходящим претендентом на роль парламентера.
Разделся он, правда, не совсем, а только до плавок, которые надел в тот жаркий день, чтобы иметь возможность, не заходя домой, выкупаться после работы. Теперь Юра надеялся, что террористы придумали этот стриптиз не по маньяческой прихоти, а исключительно из деловых соображений — а значит, не станут заставлять парламентера разоблачаться до конца. Все равно он не смог бы спрятать в плавках никакого оружия, кроме данного ему природой. А это оружие, как известно, в противоборстве с террористами неэффективно.
В общем, Юра Сажин, получив инструктаж от множества спецов и больших начальников и в силу обилия информации пропустив всю ее мимо ушей, пошлепал по нагретому бетону к «тойоте», притаившейся за стойкой самолетного шасси.
По пути Юра думал о том, как хорошо быть героем на словах и на глазах у восхищенной публики вызваться добровольцем для выполнения задания, которое тебе наверняка не поручат. А вот поручили же. И не то, чтобы Юра был труслив, и не то, чтобы он хотел как-то по-особенному выпендриться, а все-таки, по мере приближения к машине террористов, дрожь в коленках и сосание под ложечкой становились все основательнее.
— Стой! — вдруг приказали из машины. Парламентер остановился метрах в пятнадцати от машины, у яркого огня рулежной дорожки. Требование террористов дать побольше света до сих пор не было выполнено, однако здесь и так было не слишком темно — во всяком случае, к этому месту ни с какой стороны нельзя было подобраться незаметно.
— Кто такой? — спросили из машины через мегафон.
— Сами же звали человека из милиции. Вот я и пришел.
— Кто такой, я спрашиваю! — голос террориста зазвучал угрожающе.
— Сажин из городского управления.
— Врешь, наверное. Ладно, неважно. Слушай и запоминай. Мне нужен транспортный самолет, «Ил- 76». Пусть он подойдет сюда как можно ближе и раскроет свое хавало. Внутри должны быть три миллиона долларов и четыре парашюта. Нет, лучше восемь. На всякий случай. И ни одного лишнего человека — только экипаж. Мой напарник все это тщательно проверит, и если что не так — я убиваю малолетку. Все понятно?
— Понятно.
— Даю на все три часа. Потом начинаю делать малолетке больно. Если в три часа ночи я еще не
