Все началось как раз с этого носа. Признав свою вину, Лана предложила в шутку: Давай я подую и все пройдет, - и слизнула капельку крови с верхней губы Игара. А дальше все получилось само собой.
Лана никогда раньше не целовалась с мальчиками и даже боялась признаться сама себе, как нестерпимо ей этого хочется. Она была порядочной девушкой - не то что Казлова, которая, по слухам, давала пацанам целовать себя за деньги.
А теперь Лану целовал какой-то незнакомый солдат, и ей так понравилось, что она была готова продолжать это до вечера. Но удовольствие прервал Барабанау, который наехал на солдатика с криком:
- А ну пойдем выйдем!
Игар Иваноу, который тоже никогда раньше не целовался с девочками, обиделся и проявил готовность выйти, хотя десятиклассник был на голову выше его и шире в плечах. Драка чуть не закипела снова, но тут замполит батальона скомандовал построение, а Лана обнаружила, что кто-то спер ее рабочие ботинки предмет особой зависти одноклассниц.
Форменные ботинки воздушно-десантных войск, адапти-рованные для действий в тропиках, могли вызвать зависть у кого угодно. Хорошо все-таки иметь папу-генерала. Но теперь этих ботинок не было на том месте, где Лана их оставила. И вообще нигде не было. Еще несколько девочек не досчитались старых кед и башмаков, но это было не так грустно, а с Ланой случилась настоящая истерика.
Все понимали, что ботинки стащили пейзанки, и сержант, который порвал платье Казловой, предложил всем батальоном прочесать деревни по обе стороны разделительной линии. Но эту идею сразу же отвергли. Во-первых, военные не имели такого права, а во-вторых, где их теперь найдешь, эти ботинки. Они давно уже спрятаны где-нибудь в стогу или в собачьей будке - что ж теперь, разметать все стога или перестрелять всех собак?
К счастью, жизнерадостная Лана не умела долго плакать и грустить. Через несколько минут она уже успокоилась и только повторяла даже не с досадой, а скорее с удивлением:
- Нет, надо же какие сволочи, а? И зачем им мои ботинки? Они же все время босые ходят.
Это услышал один солдатик из крестьян, который добродушно пояснил:
- Они босые ходят, потому что у них ботинок нет. А теперь у кого-то есть...
Это откровение несказанно удивило генеральскую дочь, привыкшую к непрерывному росту благосостояния народа на примере собственной семьи (где с периодическим повыше-нием отца в звании и должности благосостояние действительно непрерывно росло), но она не успела перебить солдатика своим недоуменным вопросом.
- ... А только они твои ботинки носить не будут, свою мысль, сказал боец. - Продадут и пропьют.
- Ну и ладно! - вдруг заявила Лана, решительно топнув босой ногой. - Тогда и я тоже так буду ходить. Пусть подавятся моими ботинками и своей выпивкой. Мне папа другие подарит.
Последняя фраза шла вразрез с намерением тоже так ходить - но конкретно сегодня Лане деваться было некуда. Рабочий день еще не кончился, а поскольку из-за драки затянулся обеденный перерыв, работу пришлось продлить.
- Пока норму не сделаем, домой не поедем, - сказала учительница, и так оно и вышло.
Работая в поле босиком, Лана ощущала некоторое неудобство лишь в первые полчаса. А после этого теплая земля под ногой не доставляла Лане ничего, кроме удовольствия.
К вечеру школьники зверски проголодались, а еды на ужин не осталось ни у кого. Спасли солдаты, у которых ужин в поле был запланирован заранее. Они поделились с ребятами сытной кашей из полевой кухни, и Лана получила возможность перекинуться парой слов с Игаром Иваноу.
- Ты в Дубраве служишь?
- Ага.
- Жалко.
- Почему?
- Далеко.
- А у тебя правда отец генерал?
- Честное юнармейское.
- Так попроси его - пусть переведет меня в другую часть, к тебе поближе.
- А что, он может, - сказала Лана. И добавила не без сожаления: - Только не станет.
- Да я шучу, - сказал Игар, и оба рассмеялись.
Лана, конечно, никогда не рискнула бы подойти к отцу с подобной просьбой. Она хорошо знала убеждения генерала Казарина на этот счет. Солдатам мечтать о любви по уставу не положено, а школьницам и вовсе рано об этом думать.
И все-таки Лану опять, в который уже раз, охватила гордость за то, что отец у нее генерал, и действительно многое может.
Она еще не знала, что отец ее больше не может ничего. Когда по возвращении в Чайкин Лана шла от грузовика через двор, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не ступить босой ногой в битое стекло или собачье дерьмо, генерала как раз выводили из квартиры в наручниках.
Лана заметила это в самый последний момент и, уже не думая о ногах, с падающим сердцем бегом бросилась к отцу. Он тоже рванулся ей навстречу из рук органцов и те, опешив, выпустили его.
- Стой, стрелять буду! - заорал нечеловеческим голосом человек в штатском, в котором Лана узнала соседа по лестничной клетке, подполковника Органов Голубеу.
Но никто не выстрелил. Генерала Казарина было приказано доставить в управление живым.
Лана прижалась к отцу всем телом и спросила мгновенно севшим голосом:
- Папа, что?! Что?!! Что случилось?!
- Я ни в чем не виноват, дочка! - хрипло ответил генерал. - Ни в чем, слышишь?! Это ошибка! Там разберутся и отпустят. Я ни в чем не виноват - ты мне веришь?
- А ну пошел в машину! - скомандовал Голубеу, а кто-то из его подручных с такой силой оттолкнул Лану, что она полетела на землю и больно ударилась затылком об стену дома.
Когда Лана поднялась, машина уже отъезжала, направ-ляясь через арку на улицу. Девушка несколько секунд стояла в нерешительности, а потом бросилась за ней, задыхаясь и крича на бегу:
- Папа! Я верю тебе! Слышишь?! Я верю тебе! Папа!!!
Но черная легковая машина стремительно набрала ход, и Лана безнадежно отстала. Не выдержав темпа, она споткнулась обо что-то и растя-ну-лась на тротуаре, беспомощно вздрагивая от рыданий.
Редкие в этот час прохожие молча обходили ее сторо-ной.
17
Генерал-майор целинской народной армии Казарин оказался крепким орешком. Первый раз ему пришлось дать в морду уже на третьей минуте допроса - чтобы понял, что никакой он уже не генерал, а всего лишь куча дерьма, умеющая говорить.
Это, увы, не помогло. Говорить Казарин все равно не желал. только крыл следователей матом, за что получал в морду аккуратно раз в три минуты.
Оставшись без половины зубов, бывший генерал разго-варивать и вовсе перестал, и его пришлось откачивать водой и нашатырным спиртом.
Когда Казарин открыл глаза, два следователя с тупыми мордами полных дебилов куда-то пропали, а вместо них появился третий - с интеллигентным лицом и в очках.
- А теперь давайте поговорим спокойно, - произнес он тихим усталым голосом. Весь вид его говорил, что эти беседы с подследственными смертельно ему надоели. - Вы мне расскажете, кому, когда и при каких обстоятельствах передали сведения о переброске десяти танков ТТ-55 с Дуб-равского тракторного завода в 13-й отдельный мотострелко-вый полк, и я отпущу вас в камеру.
- Никому, никогда, ни при каких обстоятельствах, - прохрипел Казарин.
Это была чистая правда. Сабуровская разведка узнала об этой переброске из секретного телефонного разговора начшта--ба Закатного округа с новым генеральным комиссаром вооруженных сил Садоуски вскоре после вступления послед-него в должность.
Понятное дело, с эрланской техникой разведка легиона щелкала все целинские шифры, как орешки, и высокочас-тотные линии с засекречивающей аппаратурой связи на оконечных станциях не были для этого помехой.
Жучок, висевший на секретной линии связи штаба округа с Центаром, исправно передавал информацию
