Для этой цели генерал Сабуров даже умудрился выбить у Тауберта группу наемников из отдельной фаланги рейнджеров. Они единственные могли не носить ошейников, а в данный момент это было важно.
Наемники, одетые в серую форму Органов, смешались в группе встречающих с пленными органцами, которые тоже были без ошейников. Поэтому на рейнджеров ложилась двойная нагрузка - следить не только за Палом Страхау и его командой, но и за этими органцами.
На всякий случай еще одна группа - коммандос из 108-й - набилась под брезент в открытой машине, увенчанной трапом. Эту группу составляли земляне - в ошейниках и полном снаряжении.
Пал Страхау вышел на трап в мрачном настроении. Он был полон дурных предчувствий. Правда, они касались не столько событий в Чайкине и Закатном округе, сколько интриг в Цитадели, но легче от этого не становилось.
Генеральный комиссар Органов был уверен, что его выслали из столицы специально, чтобы удалить от центра власти. И с каждым часом полета он все сильнее боялся, что его арестуют прямо на трапе самолета.
Но даже будучи вторым человеком в стране, он не мог ничего поделать. Потому что приказ отдан первым человеком, а такие приказы выполняются в Народной Целине беспреко-словно. Никому неохота рисковать своей собственной головой ради какого-то Пала Страхау, будь он хоть трижды второй человек в государстве.
Говоря словами поэта, в этом государстве нет вторых. Есть только первый, а за ним последний.
И выходя на трап, Страхау очень хорошо понимал, что сопротивляться бесполезно.
Его повязали внизу - быстро и безболезненно. Одним движением сковали руки за спиной и подтолкнули вперед.
Его свите пришлось хуже. Против нее действовали более грубо, и некоторым было больно. Но всех сопровождающих тоже взяли без единого выстрела.
Страхау хоть и не сопротивлялся физически, но все же заартачился и потребовал письменный приказ вождя. Но вместо приказа получил самоликвидатор на шею.
Тут и настало время изумиться и испугаться по-нас-то-ящему. Из под трапа полезли коммандос в полном боевым облачении - в шлемах и комбинезонах, которые никак не могли принадлежать сотрудникам целинских Органов. Пал Страхау знал это, как никто другой.
Но и армейским подразделениям эта форма тоже не могла принадлежать. К тому же полковник Бессмертный, которого перебросили из штаба округа в аэропорт уже когда самолет генерльного комиссара Органов был в воздухе, зачитывая стандартный 'приветственный текст' по-целински, говорил с каким-то незнакомым акцентом.
'Приветственный текст' был посвящен в основном описанию свойств ошейника-самоликвидатора. А для наглядности тут же отстрелили ошейник у охранника, который сопротивлялся легионерам особенно энергично.
'Какая замечательная идея! - промелькнуло в голове у Пала Страхау. Почему в моем ведомстве до нее не додумались?'
Но как бы ни была хороша такая идея, совсем не радует, когда ее могут испытать на тебе. А Пал Страхау был здравомыслящим человеком и очень любил жизнь.
- Кто вы такие? - спросил он первым делом.
- Я - полковник Бессмертный, - не отвечая по существу, представился командир спецназовцев. - Я в курсе, что вы тоже не простой смертный, но шанс выжить у вас есть только в одном случае. Вам придется выполнять наши указания. И решение вы должны принять быстро, потому что лишнего времени у нас нет.
- Какое решение?
- Одно из двух: либо сотрудничать с нами, либо умереть героем. Правда, о вашем героизме никто не узнает. Слух о том, что вы согласились сотрудничать, будет распущен тотчас же после вашей смерти.
- То есть вы намекаете, что на самом деле выбора у меня нет.
- Я рад, что вы так хорошо понимаете намеки.
- Но я должен по меньшей мере знать, с кем соглашаюсь сотрудничать.
- Вы узнаете много нового и интересного вскоре после того, как успешно выполните первую задачу.
- И какую же?
- Достаточно простую. Вас ведь послали выяснить, что у нас тут происходит? Так вот, вы должны позвонить в Цитадель и сообщить всем заинтересованным лицам во главе с самым главным, что тут не происходит ни-че-го.
36
На самом деле кое-что в городе Чайкине все-таки происходило. Например, из Серого Дома после сигнала капитана Саблина, спотыкаясь и роняя оружие, выбегали заполошенные легионеры с незастегнутыми бронеширинками. Они дико озирались в поисках противника, но противника не было, потому что центурион просто учинил боевую тревогу по методу того пастуха, которй кричал 'Волки! Волки!' шутки ради.
Наблюдатели на башнях, приняв шутку всерьез, начали стрелять длинными очередями куда-то вдаль, и это помогло капитану Саблину оправдаться в глазах подчиненных.
- Медленно бегаете! - рявкнул он, выстроив всю центурию в подземном гараже. - Целинцев без вас отогнали.
На башнях действительно дежурили бойцы из другой центурии, а руководил ими старлей Данилов, который все еще оставался на связи с Саблиным.
- И стоило нас из-за этого гонять, - проворчал из строя Громозека, которому не дали кончить. По этой причине он отличился больше всех - притащил девчонку с собой, не дав ей одеться.
Впрочем, он имел на это полное право - ведь Вера Питренка тоже была зачислена в ряды 77-й центурии и имела на горле ошейник, зарегистрированный в качестве боевого. Так что она в конце концов даже встала в строй закутавшись в куртку Громозеки, укрывшую ее до середины бедер.
Громозека стоял рядом, одетый в бронежилет на голое тело.
- Поговори у меня! В пехоту разжалую! - пригрозил Саблин своему водиле и продолжил для всех. - Слушай боевой приказ! Командирам машин отлучаться с боевых постов только с моего разрешения и за себя оставлять только водителей. Они хоть что-то умеют.
Несколько человек в строю выглядели особенно виновато и испуганно. Они всерьез перетрусили, потому что если бы в их отсутствие целинцы грохнули пустую машину, мало не показалось бы никому.
- Ефрейтор Зайцев! Если у тебя не танк, а грузовик- это еще не значит, что его можно бросать, никому ни слова не сказав. На первый раз ты разжалован в рядовые, если повторится - вылетишь в пехотную группу. Сержант Колесников! Ты какого черта оставил машину на человека, который ее водить не умеет? Если не можешь думать своей головой, надо у меня спрашивать! Тебе - неполное служебное соответствие. А тебе, Семенов, голову оторвать мало. Это же надо додуматься оставить без присмотра боевую машину!
- Командир, ну ты же сам на вызовы не отвечал... - пробормотал сержант Семенов.
- И что с того?! Если у тебя между ног зачесалось, я должен сломя голову бежать тебе на помощь? А?! Короче, рядовой Семенов, ты больше не командир машины. Сдавай дела своему водиле. И радуйся, что я не сторонник телесных наказаний.
В разгар этой разборки пошел дождь, но Саблин не распустил строй, пока не прочел до конца лекцию о том, что приказ маршала Тауберта о разбое и насилии не отменяет инструкций капитана Саблина о бдительности и боеготовности в прифронтовой полосе.
На середине этой лекции вдобавок к дождю еще и стемнело, но Саблин отрядил Громозеку пускать осветительные ракеты, а Иванова - поддерживать связь с наблюдателями, и продолжил свою речь в свете фар двух боевых машин, вставших по бокам строя.
Остановил его только новый переполох, вызванный прибытием группы машин, подошедших по проспекту Майской революции.
Их, как водится, приняли за вражеские, хотя они на полную мощность выавали в эфир сигнал 'я свой' и пришли со стороны морского порта, где еще с утра закрепились тыловые части легиона.
Машины как раз и принадлежали тыловой фаланге и были присланы за пленными, но почему-то без
