воплощением женской грации и силы, облаченной в одеяние рабыни. В углах серовато-коричневого купола сгущался мрак, сквозь круглые окошки наверху виднелось небо — над головой колыхалась гигантская корона из аквамаринов. Сьюки больше не видела темноволосого противника, который вдалеке, по другую сторону сетки, носился по площадке, что-то кричал, ударял ракеткой. Мяч всякий раз возвращался и резко подпрыгивал ей прямо в лицо, как хищник, возрождаясь каждый раз, отраженный крашеным асфальтом. Удар, еще удар, она все била по мячу, а мяч становился все меньше и меньше, став величиной с мячик для гольфа, с золотистую горошину, и, в конце концов, превратился в глухой отскок на дальней от сетки чернильно-темной части площадки, потом просто в едва слышимый кожаный звук. Игра окончилась.
— Это было блаженство, — заявила Сьюки тому, кто стоял по другую сторону сетки.
Голос Ван Хорна скрипел и грохотал, когда он произнес:
— Я был хорошим товарищем, а как насчет товарищеской услуги для меня?
— О'кей, — сказала Сьюки. — Что надо сделать?
— Поцелуй меня в задницу, — хрипло вымолвил он. И подставил ее через сетку. Она была волосатой или пушистой, смотря по тому, как относиться к мужчинам. Слева, справа… — И посреднике, — потребовал он.
Запах казался посланием издалека, как слабый запах верблюда, что доносится сквозь шелковые складки шатра в пустыне Гоби.
— Спасибо, — сказал Ван Хорн, натягивая штаны. В темноте его резкий голос походил на голос нью- йоркского таксиста. — Знаю, тебе кажется это глупым, но я получил удовольствие.
Они поднимались по холму, пот остывал на коже Сьюки. Она беспокоилась, что им не удастся принять горячую ванну, пока здесь Дженнифер, а она, похоже, не собирается уезжать. Ее неотесанный братец сидел в библиотеке один за чтением большого синего тома; взглянув через его плечо, Сьюки увидела переплетенный комплект комиксов, Бэтмена, одетого в плащ с голубым капюшоном, с острыми ушами.
— Весь этот чертов комплект, — похвастался Ван Хорн, — стоил мне кучу денег, некоторые из этих старых книжек изданы до воины, если бы я сохранял их с детства, я смог бы заработать, на них целое состояние. Бог мой, я провел детство в ожидании следующего ежемесячного выпуска. Я любил Джокера. Любил Пингвина. Любил Бэтмобиль, стоявший в подземном гараже. Вы оба слишком молоды и не могли помешаться на этом.
Мальчишка простодушно произнес:
— По телеку показывали.
— Ага. Но там они все изменили. Этого нельзя делать. Они все превратили в шутку, все ужасно безвкусно. В старых комиксах есть настоящее зло. Это белое лицо преследовало меня во сне, не шучу. А что вы думаете о капитане Марвеле? — Ван Хорн вынул томик из другого собрания сочинений на полке, переплетенный не в синюю, а в красную обложку, и с комичным пылом проревел: — О-о, кто бы поверил!
К удивлению Сьюки, он устроился на складном стуле и начал листать книг, его крупное лицо расплылось от удовольствия.
Сьюки пошла на слабо доносившиеся женские голоса через длинную комнату с разрушающимися творениями поп-арта, через маленькую комнату с нераспакованными коробками и через двойные двери, ведущие в облицованную плиткой ванную комнату.
Огни в ребристых круглых светильниках были притушены реостатом до минимума. Красный глазок стереосистемы наблюдал за происходящим сквозь мягкие пассажи сонаты Шуберта. На дымящейся поверхности воды виднелись три головы с подобранными вверх волосами. Голоса продолжали невнятно звучать, и ни одна из голов не обернулась к раздевающейся Сьюки. Она выскользнула из многослойной затвердевшей спортивной одежды и, обнаженная, пошла сквозь насыщенный парами воздух, села на каменный бортик, изогнула дугой спину и отдалась воде. Сначала было трудно перенести ее жар, а потом нет, нет. О, она медленно обновлялась. Вода, как сон, избавляет нас от привычной тяжести. Знакомые тела Александры и Джейн покачивались рядом, волны, идущие от них и от нее, соединялись, превращаясь во врачующие колебания. В центре ее поля зрения появилась круглая голова Дженнифер Гэбриел, ее округлые груди плавали под самой поверхностью прозрачной темной воды, а бедра и ноги были укорочены, как у абортированного плода.
— Ну, разве не прелесть? — спросила ее Сьюки.
— Да.
— У него здесь все регулируется.
— Он тоже собирается прийти к нам сюда? — в страхе спросила Дженнифер.
— Думаю, на этот раз нет, — сказала Джейн Смарт.
— Из уважения к тебе, дорогая, — добавила Александра.
— Я чувствую себя в полной безопасности. Это так?
— А почему бы и нет? — спросила одна из ведьм.
— Чувствуй себя в безопасности, пока можешь, — посоветовала другая.
— Эти огни похожи на звезды, правда? Разбросаны в беспорядке.
— Смотри.
Все они уже разбирались в тонкостях управления. От нажатия кнопки крыша с грохотом раздвинулась. Первые бледные проколы в небе — планеты, красные гиганты — показали, что прежний, охранявший их вечером бирюзовый купол был иллюзией, ничем. Здесь же за одними сферами виднелись другие, прозрачные или отливающие опалом, в зависимости от времени суток и времени года.
— Боже мой. Небо.
— Да-а.
— А мне не холодно.
— Пар поднимается.
— Сколько же денег он во все это вложил?
— Тысячи.
— Но зачем, для чего?
— Для нас.
— Он нас любит.
— Только нас?
— А мы не знаем.
— Бесполезный вопрос.
— Ты довольна?
— Да.
— Да-а.
— Пожалуй, мне и Крису пора возвращаться. Надо покормить своих питомцев.
— Каких питомцев?
— Фелисия Гэбриел часто говорила, что нельзя тратить белки на питомцев, пока в Азии голодают.
— Я не знала, что у Клайда и Фелисии были домашние животные.
— Их и не было. Но вскоре после нашего приезда кто-то однажды ночью подложил нам в «Вольво» щенка. А позже к дверям пришла кошка.
— Подумай, каково нам. У нас дети.
— Бедные заброшенные, неухоженные малыши, — сказала Джейн Смарт насмешливо, показывая, что передразнивает кого-то, в городе шли враждебные пересуды.
— Ну и что, за мной в детстве хорошо смотрели, — с готовностью откликнулась Сьюки, — и это меня тяготило. Сейчас, анализируя, я вижу, что от этого было мало проку, родители решали какие-то свои проблемы.
— Нельзя ни за кого жить его жизнью, — медленно проговорила Александра.
— Хватит женщинам прислуживать всем, а потом еще чувствовать себя обязанной, даже психологически. Такая у нас политика была до сих пор.
— Здорово сказано, — задумчиво произнесла Дженни.
— Это терапия.
