неясные выстрелы. Когда насилие в телевизионной программе уже достигало кульминации, статуэтка приобрела нарядный, инкрустированный вид, как ощетинившаяся карта военных действий, как яркая ручная граната в поп-арте или как пышное одеяние шамана. Зеркало для бритья давало расплывчатое цветное отображение. Джейн держала в руках длинную иглу, в такую обычно продевают толстую нитку, когда шьют замшу:
— Кто хочет воткнуть иглу в сердце?
— Можешь ты, — сказала Александра, глядя вниз, чтобы приколоть желтую кнопку симметрично с другой, словно это было абстрактное искусство. Хотя шею и щеки проткнули, никто не осмеливался воткнуть булавку в глаза, глядевшие без выражения или полные грусти, в зависимости от того, как падал свет.
— Ну, нет, вы не спихивайте это на меня, — сказала Джейн Смарт. — Мы все должны, все трое, поставить палец на булавку.
Свив свои левые руки в змеиный клубок, они вонзили иглу. Воск сопротивлялся, словно внутри него было что-то твердое.
— Умри, — произнесли одни алые уста, а другие добавили:
— Прими это! — пока женщинами не овладел смех. Игла легко прошла насквозь. На кончике указательного пальца Александры появился кровоточащий синяк.
— Нужно было надеть наперсток, — сказала она.
— Лекса, а что теперь? — спросила Сьюки, тяжело дыша.
Джейн зашипела, созерцая их общее странное творение.
— Мы должны скрепить это злодейство, — сказала Александра. — Джейн, у тебя есть фольга?
Обе женщины захихикали. Александра поняла, что они испуганы. Почему? Природа убивает постоянно, а мы называем ее прекрасной. Александра испытывала какое-то отупение и скованность, как огромная муравьиная царица или пчелиная матка, она не замечала окружающего и вновь возрождалась к жизни своим духом и волей.
Джейн принесла слишком большой лист алюминиевой фольги, в спешке надорвав его. В холле послышались детские шаги.
— Теперь пусть каждая плюнет, — быстро скомандовала Александра, положив Дженни на дрожащий лист. — Плюйте так, чтобы проросло семя смерти, — настаивала она и плюнула первой.
Плевок Джейн был похож на кошачье чихание; Сьюки отхаркнулась, почти как мужчина. Александра сложила фольгу блестящей стороной вовнутрь, аккуратно обернула ею фигурку, чтобы не задеть булавки и не уколоться самой. Получившийся сверток был похож на завернутую для запекания картошку.
Двое детей Джейн, толстый мальчик и худенькая маленькая девочка с грязным личиком, с любопытством их обступили.
— Что это? — захотела узнать девочка. Носик ее сморщился, учуяв недоброе. И верхние, и нижние зубы у нее были скреплены блестящим резным украшением из пластинок. Она ела что-то сладкое зеленого цвета.
Джейн сказала ей:
— Это проект миссис Споффорд, она его нам показывала. Очень тонкий эксперимент, и я знаю, она не хочет его делать заново, поэтому, пожалуйста, не просите ее об этом.
— Умираю с голоду, — сказал мальчик. — Мы не хотим больше гамбургеров из «Немо», хотим нормальный обед, как у других.
Девочка пристально изучала Джейн. В профиль ее продолговатое лицо с выступающими скулами и резко очерченным носом было похоже на лицо Джейн.
— Мама, ты пьяная?
Джейн, с магической быстротой, шлепнула ребенка, как будто они обе, мать и дочь, были частями деревянной игрушки, без конца совершавшей одно и то же движение. Сьюки и Александра, чьи собственные голодные дети плакали где-то в темноте, восприняли это как сигнал и ушли. Они остановились у кирпичной стены дома, через широкие освещенные окна выплескивались на улицу усиливающиеся шум и крики семейной ссоры. Александра спросила у Сьюки:
— Хочешь сохранить это?
Обернутый фольгой сверток в ее руке был теплым.
Красивая тонкая и ловкая рука Сьюки уже держалась за ручку дверцы «Корвета»:
— Я взяла бы, дорогая, но у меня эти крысы или мыши, или что там еще, они объели другую фигурку. Может, они обожают воск?
Вернувшись в собственный дом, который был больше защищен от уличного шума Садовой теперь, когда живая изгородь из сирени оделась листвой, Александра положила принесенный предмет, желая забыть о нем, на верхнюю полку на кухне, рядом с испорченными малышками, которые у нее не хватало духу выбросить, и с запечатанной банкой, содержащей цветную пыль, которая когда-то была дорогим, благонамеренным стариной Оззи.
— Он ходит с ней повсюду, — рассказывала Сьюки Джейн по телефону. — Историческое общество, слушания, посвященные заповедникам. Они выглядят смешными, пытаясь быть респектабельными. Он даже вступил в хор унитарной церкви.
— Даррил? Да у него совсем нет голоса, — резко сказала Джейн.
— Ну, есть, небольшой, вроде баритон. Звучит, как органная труба.
— Кто тебе это сказал?
— Роза Хэллибред. Они тоже бывают у Бренды. Даррил, очевидно, пригласил Хэллибредов к себе на обед, и Артур сказал ему, что Даррил не такой сумасшедший, как Артуру поначалу думалось. Было около двух часов утра, они провели все время в лаборатории, совсем замучив Розу. Насколько я могла понять, у Даррила новая идея — вывести какого-то микроба в огромном водоеме наподобие Большого Соленого озера — чем солонее, тем лучше, по-видимому, и этот маленький жучок каким-то образом, просто размножаясь, обратит все озеро в гигантскую батарею. Они, конечно, поставят вокруг забор.
— Конечно, дорогая. Безопасность — прежде всего.
Последовала пауза, во время которой Сьюки пыталась сообразить, было ли это сказано с сарказмом, и если да, то почему. Она просто сообщила новость. Теперь, когда ведьмы больше не встречались у Даррила, они виделись не так часто. Официально они не отменили свои четверги, но весь месяц после того, как сотворили заклинание над Дженни, у кого-нибудь из троих всегда находился предлог не прийти.
— Ну, а как ты? — спросила Сьюки.
— Все время занята, — сказала Джейн. — Я постоянно встречаю в центре Боба Осгуда. — Джейн не клюнула на приманку. — На самом деле, — сказала она, — я несчастна. Я стояла на заднем дворе, и на меня вдруг накатила черная волна, и я поняла, что это связано с летом. Все зеленеет, цветы распускаются, и меня осенило, почему я терпеть не могу лета: дети будут торчать дома целыми днями.
— Ну, разве ты не злая после этого? — спросила Сьюки. — А я даже рада, теперь они большие, и с ними можно поговорить. Смотрят все время телевизор… лучше информированы о событиях в мире, чем я в свое время; хотят уехать во Францию. Говорят, у нас французская фамилия, да и Францию они считают цивилизованной страной, которая не ведет войн и где никто никого не убивает.
— Расскажи им о Жиле де Ре, — сказала Джейн.
— Я о нем не вспомнила; правда, говорила, что французы первые устроили заварушку во Вьетнаме, а мы пытаемся это исправить. С ними это не проходит. Они утверждают, что мы создаем новые рынки для кока-колы.
Последовала пауза.
— Ну, — сказала Джейн. — Ты ее видела?
— Кого?
— Ее. Жанну д'Арк, мадам Кюри. Как она выглядит?
— Джейн, ты меня поражаешь! Откуда ты знаешь? Что я видела ее в центре?
— Милочка, это ясно по твоему голосу. Да и зачем еще стала бы ты мне звонить? Как там наша любимая малышка?
— Она славная, правда. Было как-то неловко. Говорит, что они с Даррилом очень соскучились и хотели бы, чтобы мы как-нибудь заглянули к ним без церемоний. Им не хочется думать, что нам нужно присылать официальные приглашения, но скоро их пришлют, заверила она. Последнее время они были
