Вместе с женой знаменитый глава Первой конной армии был арестован и 6 недель просидел в сыром подвале у Ежова. После бесед с Егоровым и Сталиным, после своего покаяния и благодаря ходатайству своего друга Ворошилова, он вышел на свободу, дав обязательство помочь партии и правительству разоблачить весь заговор. Перед оппозиционерами он продолжал изображать «своего».
На апрельском пленуме ЦК партии, собравшемся в зале заседаний правительства в Кремле, куда собрали также наркомов, ответственных работников ЦК, секретарей райкомов города, областных и краевых комитетов, директоров предприятий, армейских руководителей, Сталин в своей речи о текущем положении подверг резкой критике военное руководство; он говорил также о деятельности вражеских разведок, которые оплетают своими щупальцами даже и видных военачальников, что приносит армии большой вред.
Буденному и здесь пришлось выступить с покаянием. При этом он сказал:
«Я никогда ничего не утаивал от большевистской партии. Благодаря дальновидности наших чекистов я прозрел, всю жизнь буду нести в своем сердце глубокую благодарность Николаю Ивановичу Ежову. Моя бывшая жена, гражданка Варвара Николаевна Михайлова, от которой я публично отказываюсь, активно сотрудничала с троцкистами и их приспешниками Зиновьевым, Каменевым, Пятаковым, Радеком. Никакого снисхождения врагам советского государства! Для Михайловой я требую высшей меры наказания — расстрела и сам готов привести приговор в исполнение. Заверяю вас, товарищи, что моя рука не дрогнет».
Все военные руководители сидели молча: удар оказался тяжелым и неожиданным. Уж если не пощадили репутации Буденного, столь великого героя и близкого к Сталину человека, то значит…
Один Гамарник, как зам. Ворошилова, попробовал возразить. Он сказал:
«Чистоту Красной Армии можно сравнить с родниковой водой. Товарищ Сталин, заверяем вас, в нашей армии нет места шпионам и вредителям»!
Сталин хмуро перебил:
«Нам кажется, товарищ Гамарник, что вы незаслуженно почиваете на лаврах. Боюсь, что самоуверенность может вас погубить!»
Такого рода разговоры заставляли оппозицию торопиться. Все, казалось, предусмотрели: роли распределили, назначили ответственных за проведение всех операций, приготовили машины с автобаз для быстрой переброски людей из одного района в другой, заготовили опытных агитаторов для выступлений на митингах, в колеблющихся полках и среди народа, отпечатали прокламации. Предусмотрели возможные заминки, разные запасные варианты. Договорились относительно самых коварных политических ходов. Крестинский характеризовал их так: «Придется при такого рода выступлении скрыть истинные цели переворота, обращаться к населению, к армии, к иностранным государствам. Во-первых, было бы правильно в своих обращениях к населению не говорить о том, что наше выступление направлено к свержению существующего социалистического строя, мы будем выступать под личиной советских революционеров: свергнем плохое советское правительство и возродим хорошее советское правительство. Так мы собирались говорить, но про себя мы рассуждали иначе». (М. Сейерс, А. Кан. Тайная война против Советской России. М., 1947, с. 333.)
Все, однако, произошло не так, как оппозиционеры ожидали. Правительство и Сталин через своих тайных агентов были в курсе решительно всего: знали день выступления, знали план действий.
Больше всего подвели оппозицию ложные «заговорщики» — Буденный и Шапошников, которые должны были сыграть при выступлении очень важную роль. Буденный брал на себя руководство в захвате здания НКВД. («Расплатись со своими мучителями!» — подстрекательски говорили ему видные оппозиционеры.) Но он не собирался работать на них. И он, и Шапошников приняли самое активное участие в разгроме заговора и аресте заговорщиков.
Здесь будет полезно прибавить еще один эпизод. Чрезвычайно характерно, что все современные авторы, сочувствующие Тухачевскому, старательно обходят праздник 1 Мая 1937 г. Между тем как он вполне заслуживает внимания. По какой причине, увидим ниже.
К этому торжественному празднику велись большие приготовления. И был он очень внушителен: с большим парадом и демонстрацией трудящихся, несших лозунги и портреты вождей, дружно отвечавших на всевозможные призывы с трибуны Мавзолея. В этом отношении он напоминал другие парады подобного же рода.
Интересным оказывается не это. Парад еще не начался, но войска уже построились, народные колонны стояли на соседних улицах, ожидая своей очереди. От Спасских ворот до Мавзолея стояла цепь охраны из работников НКВД, отделяя Мавзолей от площади.
Незадолго до начала парада из Спасских ворот вышла группа высших руководителей и направилась к Мавзолею. Среди них находились: Сталин, Молотов, Ежов, Каганович, Калинин, Микоян, Андреев, Хрущев, Маленков, Шкирятов. Они шли к Мавзолею мимо второй цепи — из высших военачальников, с которыми по очереди здоровались за руку. Военные стояли так: Ворошилов, Гамарник, Буденный, Тухачевский, Егоров — и т.д., согласно своему положению и рангу. Сталин любезно здоровался со всеми, но когда подошел к Тухачевскому и тот сам протянул ему руку, считая данное рукопожатие обычным и служебным, Сталин сделал вид, что не заметил и прошел мимо с каменным выражением лица. Его примеру тотчас последовала его свита.
У Тухачевского упало сердце. Он хорошо понял, что означает подобный остракизм. Это был сигнал: что-то вроде красного фонаря для мчащегося локомотива.
С трибуны его, впрочем, не согнали и он стоял вместе со всеми, заложив руки в карманы. Позади стояли и дышали в затылок два здоровяка — Буденный и Егоров. Они прочно блокировали его, не давая сдвинуться с места.
Лишь когда кончился военный парад и на трибуне произошли некоторые перемещения, Тухачевский понял, что ждать больше нечего, и решил удалиться.
Вальтер Кривицкий (1899-1941), видный работник разведывательного управления Штаба РККА, тщательно законспирированный сторонник Троцкого и соратник Тухачевского, пользовавшийся доверием Ежова (!) и его зама Фриновского, приехал к празднику из-за границы. И он присутствовал на нем как почетный гость. Самое интересное из того, что пришлось увидеть, он отметил позже в своей книге:
«Последний раз я увидел моего старого начальника маршала Тухачевского 1 мая 1937 года на Красной площади.
Праздник Первого мая — один из редких моментов, когда Сталин показывается на публике.
