Да, черт возьми! Корбей и Эссон мы не забудем! В маленьких селениях на правом берегу реки, где разместили на постой егерские роты, весь вечер, всю ночь ждали новостей-ждали Арнавон, Шмальц, Делаэ, Ростан. А тут еще этот чертов дождь лил как из ведра, поднялся шквальный ветер. Исподтишка присматривали за полковником и его дружками-за командиром эскадрона де Фонтеню, за майором де Мейронне, за капитаном Буэкси де Гишан... и само собой разумеется-за его двоюродным братцем Луи де Сен-Шаман, которого полковник перетащил с собой из 7-го егерского полка; в 1812 году Луи имел чин подпоручика, попал в 1813 году вместе с кузеном и лекарем в плен под Лейпцигом ив 1814 стал по протекции полковым адъютантом.
А другие, вроде Дьедонне, как были так и ходят в поручиках вот уже три года! Всем этим господам было здорово не по себе.
Чего-чего, а этого не скроешь, в глаза бросается. И на дороге то тут, то там начинались разговорчики с встречными полковниками-маркизом таким-то, графом сяким-то... Ну и нахохотались же все они-Ростан, Сент-Ион, Арнавон, Шмальц...
В понедельник утром погода чуть-чуть наладилась, только изредка начинался ливень; тогда-то они и пришли, вернее, пришел Арнавон, а за ним на небольшом расстоянии следовали Шмальц, Рошетт, Дьедонне... Тогда-то они явились и рассказали СенШаману (полковнику, а не его брату, адъютанту Луи, - тот шуток не понимает), что король собрал, мол, свое добро и вместе с принцами укатил по дороге на Кале, тогда... 'Ну, будет вам! Ну, будет!' сказал полковник, и подбородок был у него все такой же круглый, нос обыкновенный, рот обыкновенный-словом, как пишут, без особых примет, а глаза голубые, невинныепреневинные... И надо было видеть, как потом Арнавон потешался, скотина, как он потешался... А там на небе выглянуло солнышко, похожее на не совсем оправившегося больного, который кутается до поры до времени в шарф. Он, полковник, нас собрал, потому что пришел приказ улепетывать в направлении Сен-Дени, а Сен-Дени-это не по дороге в Кале. Письменный приказ от генерал-лейтенанта Жирардена привез кирасир, прискакал он ровно в половине восьмого утра, и его провели к полковнику, провел не Арнавон, а Шмальц... чтобы выведать кое-какие секреты. Гонец был явно сбит с толку и к тому же убежден, что офицер не может не знать того, что произошло нынче ночью, вернее, вечером... Сам он чуть не заблудился между Вильжюивом и Эссоном, не потому что дорога такая уж запутанная, но когда скачешь один в потемках, под дождем, по грязи... вид у него, у кирасира то есть, был затравленный.
Должно быть, он останавливался где-нибудь на ночлег, а может, и просто так, только грязен он был невероятно... как говорится, пальцем тронуть и то противно. Конечно, не в наших привычках подслушивать под дверью, но все же на всякий случай, если начнутся вопли, Делаэ, Шмальц, Арнавон, Ростан держались поближе к маленькому домику у дороги, где полковник де Сен-Шаман, еще не успев натянуть мундир, в полуодетом виде вышел к гонцу. Воплей не последовало. Полковник вышел, держа приказ в руках. Подбородок круглый, рот обыкновенный. И он собрал всех офицеров-дождь уже кончился, собрал всех, включая квартирьера Гарнье и знаменосца Гобар-Демарэ. Капитан Бувар во всеуслышание заявил, что парижский гарнизон покинул столицу с целью присоединиться к императору. Полковник отрицательно махнул рукой: нет, мол, нет. И когда самые разные люди-капитан Рикэ, Герси, Жирар и, уж конечно, вместе с ними Арнавон, Делаэ, Рошетт, Ростан, Шмальц-начали вопить, что, мол, надо выступать на Фонтенбло, Сен- Шаман дал приказ седлать коней и всем собраться к Корбейскому мосту. Тут, в сущности, особого противоречия не было. Через Корбейский мост можно ведь проехать и в Фонтенбло и в Сен-Дени. После чего сам полковник со своим круглым подбородком отправился по утреннему солнышку за сведениями. К тому самому генералу, который вчера на площади Людовика XV закатил им речь. Говорят, что он австрияк, сражался против нас в Эсслинге и вступил во французскую армию только в 1811 году. Еще издали мы заметили, как Сен-Шаман со своим круглым подбородком возвращался обратно, а рядом какой-то субъект- оба одной породы. Но даже отсюда было заметно, что они оба удручены. Мы-то стояли на Корбейском мосту, с удовольствием стояли. Арнавон, Шмальц и все присные. На наше горе, рядом с мостом имелась харчевня с продажей спиртных напитков, и ее, что называется, брали приступом. Само собой разумеется, прежде всего кавалеристы второго класса. Так вот, надо было видеть небесную лазурь его очей, очей полковника Сен- Шамана (Альфред-Арман-Робера)... и рот у него уж такой обыкновенный, что дальше некуда! Тем более что в харчевне собрались парижские штафирки, которые то и дело подносили кавалеристам стаканчик и все вместе орали: 'Да здравствует император!' Полковник-то не слышал этих криковкуда ему с его ушонками, затерявшимися где-то между мелкими буклями и высоким, подпирающим подбородок воротником. Однако в седле он держался ладно, можно сказать красовался на самой середине моста. Подтянутый, как на параде, вокруг господа офицеры... И он спросил командиров рот, пойдут ли за ними их люди, ибо получен приказ двигаться на Сен-Дени через ВильневСен-Жорж. Так вам они и скажут в лицо. нет, мол, не пойдутникогда не следует задавать таких вопросов, если от страха ты сам еле лепечешь и в лазури очей застыл испуг. За спиной полковника, за самой обыкновенной, как вы уже сами догадались, спиной столпились офицеры, готовые выхватить из ножен сабли, с таким видом, что черт им не брат... Все, стоя в стременах, оторвав зад от седла, все-Брий, Браши, Давид, Рошетт, Ируар.
Сенармон, Рикэ, Бувар и, само собой разумеется, Шмальц, Арнавон... Полковник обвел их глазами и вдруг со страхом заметил, что почти все сорвали белые кокарды.
Солнце тогда было не такое, как нынче утром. Однако, как я уже сказал, дело явно шло на поправку. А хорошую погоду, по-настоящему хорошую погоду небеса, видно, приберегли для возвращения Маленького Капрала. Так или иначе, в тот благословенный день пошли на Сен-Дени, и пошли без ропота. Но зато вчера...
Зато вчера их словно подменили. Они кричали: 'Да здравствует император! На Фонтенбло!' Сен-Шаман немножко удивился. Но решил сделать вид, будто не слышит этого крика, чтобы не осложнять положения. Он сказал, что, видимо, произошла ошибка, они не поняли маршрута-о Фонтенбло и речи быть не может.
Имеется приказ идти на Сен-Дени через Вильнев-Сен-Жорж. Он обернулся к адъютанту Делюи и предложил ему найти проводника, чтобы тот довел их до Вильнев-Сен-Жоржа. Тут все, словом, все, за исключением, может быть, только Фонтеню, Ленурри.
Буэкси де Гишан и, конечно, кузена Луи, грянули разом. 'В Фонтенбло! R Фонтенбло!' - что было с их стороны весьма тактично-ведь они уже перестали кричать: 'Да здравствует император'' И заметьте, все произошло вполне по-дружески, офицеры плотно окружили полковника, говорили с ним как с малым дитятей, тянули его лошадь под уздцы-словом, дялнулся он как бы под почетным эскортом. Все-Арнавон, Шмальц.
Бувар, Рикэ, Сент-Ион, Делаэ, Рошетт, Шекеро, а посреди них наш Альфред-Арман-Робер со своим обыкновенным носом, самым что ни на есть обыкновеннейшим.
Один только капитан Буэкси де Гишан потихоньку исчез: о чем они шептались с полковником, неизвестно-это, в конце концов, их дело, но только Буэкси вдруг ускакал, как будто ему, то есть его лошади конечно, припекли одно место. Уж потом Сен-Шаман объяснил нам, что господин де Гишан, мол. торжественно вручил ему свою отставку, поскольку полк не выполняет приказов генерала де Жирарден. Вот как она пишется. История.
Таким образом поручик Дьедонне стал командиром 2-й роты 3-го эскадрона.
Наконец горнисты протрубили сигнал к маршу-прямо театр!
Лошади пронеслись по мосту. 'Не туда, не туда же, вам говорят!' - а мы как раз туда-то и повернули, попробуй докажи, что не туда и что дорогу на Фонтенбло приняли за дорогу на Вильнев-Сен-Жорж, с проводником или без такового. Проскакали примерно одно лье, и тут нам навстречу попался 4-й егерский полк. Королевские егеря в светло-желтых колетах, с таким же обшлагами на зеленых мундирах-прямо игрушка! Мы-то есть Арнавон, Шмальц, Рошетт-хотели было объявить им последние новости, поскольку они, по всей видимости, не понимали, что именно происходит на сцене-ведь некрасиво оставлять товарищей в неведении и допустить, чтобы они шли в обратном направлении, - но полковник как начнет умолять, как застонет, как завертится в седле, то к Арнавону обратится, то к Шмальцу, то к Бувару, то к Сент-Иону, будто все мы рангом не ниже его...
'Не мутите вы их, Христа ради, дети мои! Не мутите вы их!' - твердил он, и мы, признаться, сжалились над беднягой.
Впрочем, рано или поздно они сами разберутся... Их полковник подъехал к нашему с воинским приветствием... Ну и зрелище получилось! Как же мило, вежливо они беседовали-просто прелесть! О чем
