внутренняя дрожь прокатилась по телу. Ее злило и раздражало, как легко, без малейших усилий, Джерри Вест повергает ее в трепет и напряженное ожидание, тогда как сама она не была уверена, что готова к такого рода сильным чувствам. Озорно вздернутая бровь, несколько небрежно брошенных слов, призывный взгляд — и вот он уже властвует над ее душой и телом, заставляя сердце учащенно биться, затмевая разум, учащая дыхание. У Хани возникло мгновенное желание швырнуть корзину с едой на пол и убежать из этого дома. Но, вспомнив несчастное лицо сына, все в синяках и ссадинах, она попыталась взять себя в руки.
— Ты рассердилась, Медок? — проворковал он. — Ты настолько чувствительная?
— Я обещала сыну, что приду на этот ланч, чтобы поговорить с тобой, потому и пришла. Я хотела сказать, что Люк еще очень мал, у него нет отца и ему не под силу одному справляться с теми проблемами, с которыми так успешно справляется твой сын.
— Не волнуйся, все уже позади. Я все объяснил Рею. А если ты приведешь ко мне Люка, я и его научу защищаться.
— В том-то и дело, что этого я как раз и не хочу. Не хочу, чтобы он учился драться, пусть только твой сын прекратит приставать к нему. По твоей милости Рей затаил на меня обиду, а ведь я не стреляла в тебя, и ты это прекрасно знаешь.
— Однако в том, что произошло, есть и твоя вина, согласись. Со мной никогда ничего подобного не случалось, хотя я держу в руках оружие с десяти лет.
— Что ж, такой срок впечатляет. А ты сказал мальчику, что это не я в тебя стреляла, а ты сам ранил себя?
— Успокойся, Медок, не поднимай перышки. Конечно, сказал.
— Однако не преминул добавить, что виной тому была я.
— Сказал правду. К тому же я объяснил Рею, что ты спасала сокола.
Хани вспомнила, какие ругательные словечки употреблял Рей, подражая отцу, как пытался защитить его, как сильно нуждался в его одобрении.
— Думаю, твой сын очень любит тебя, — заметила она.
Джерри просиял от удовольствия.
— Да, мы с ним неплохо ладим. Правда, я все равно не уверен, что правильно его воспитываю.
— Догадываюсь, что ты имеешь в виду. Мне это знакомо. Я, например, предложила сегодня встретить школьный автобус, но Люк наотрез отказался. Заявил, что должен быть мужчиной.
— Молодчина. Все будет прекрасно. У Рея довольно вспыльчивый характер, но, не волнуйся, сегодня он не полезет драться к твоему сыну. Мы крупно поговорили на эту тему.
Хани не могла поверить в то, что их разговор как-то незаметно превратился в спокойную беседу двух родителей о воспитании детей. Это было так здорово!
— Итак, что у нас тут? — спросил Джерри, потирая руки и заглядывая на стойку, куда она выложила продукты из корзины. — Мм, все выглядит аппетитно. Достану-ка я пивка.
— Как твоя нога?
— Сегодня почему-то болит сильнее, чем раньше. Думаю, мне не хватает мощного обезболивающего — твоих поцелуев.
Склонив голову, чтобы волосы упали на лицо и скрыли румянец и засиявшее в глазах удовольствие от этих слов, она продолжала раскладывать на стойке еду, словно и не слышала.
Джерри хмыкнул.
В этот момент зазвонил его мобильный, лежавший у него в кармане рубашки. Он вытащил его. Взглянул на дисплей и поднес к уху.
— Да, Мэри. Нет-нет, все в порядке. Чем занимаюсь? — Он бросил лукавый взгляд на Хани. — Да вот, зашла соседка, и мы с ней тут обсуждаем кое-что весьма занимательное. — Из трубки донесся какой-то визгливый крик, по пронзительности не уступающий крику Сократа. Джерри поморщился. — Успокойся, Мэри, я пошутил. Это член родительского комитета. Наши сыновья учатся в одной школе.
Хани почувствовала, как гнев закипает в ней. Значит, она для него всего лишь мать одноклассника его сына?
— Поговорим позже, дорогая. Пока, — закончил он разговор.
Это «дорогая» окончательно разозлило Хани. Кого-то он называет «дорогая», а ее не иначе как этим дурацким прозвищем «Медок». Не то чтобы ей не нравится, но все же… Впрочем, осадила она себя, какая ей разница, чем занимается Джерри Вест в свободное время? Однако, задумавшись над этим, Хани вынуждена была признаться себе, что ей это далеко не безразлично. Она бросила взгляд на хозяина дома. Убрав телефон обратно в карман, он наблюдал за ней внимательными серыми глазами.
Неужели я к нему неравнодушна? — недоумевала Хани. Почему мысль, что у него может быть женщина, причиняет ей такую острую боль? Обычное женское тщеславие или что-то иное? Ответа на эти вопросы у Хани пока не было.
Джерри дохромал до холодильника, достал банку содовой, открыл и налил в два стакана. Едва Хани сделала несколько глотков и отставила стакан, как он схватил ее за руки и притянул к себе. Это произошло так быстро, что Хани оказалась захваченной врасплох и не успела уклониться. Джерри крепко сжал ее в объятиях.
— Стой спокойно и не дергайся, иначе заденешь мою больную ногу. Обещаешь не вырываться?
— Обещаю, — прошептала Хани, смутно понимая смысл того, что говорит.
Джерри погладил ладонью ее спину.
— Какие у тебя красивые волосы.
— Спасибо.
Джерри принялся перебирать длинные пряди, затем приложил их к своей щеке и на несколько мгновений даже закрыл глаза от удовольствия.
— Что нам мешает познакомиться поближе, а, Медок? Мне бы очень этого хотелось. И ты, если была бы честна с собой и не такая щепетильная и чопорная, то призналась бы, что и тебе хочется этого не меньше.
Хани попыталась высвободиться из его объятий, но ей совершенно не на что было опереться, кроме самого Джерри, его рук, плеч, груди. В эту минуту в его облике не было никакой резкости — напротив, красиво очерченные чувственные губы излучали мягкость и желание.
— Я не укушу тебя, если ты положишь руки мне на плечи, — усмехнулся Джерри.
— Может, ты все-таки отпустишь меня?
— А куда ты так торопишься, Медок? Расслабься, попробуй получить удовольствие. Ох как же мне хочется поцеловать тебя крепко-крепко, чтобы у тебя отпало всякое желание убегать.
Хани покраснела.
— Джерри, прошу тебя…
— Ты такая пылкая, соблазнительная и сладкая, под стать своему имени, Медок. Устоять перед тобой просто невозможно. Закрой глаза.
— Нет!
— Хани, — тихо, но твердо проговорил он. — Я хочу поцеловать тебя.
С каждой секундой ее сопротивление таяло как снег под весенним солнцем. О боже, она и в самом деле желает этого мужчину, желает так сильно, что даже самой становится страшно.
По-видимому, это желание ясно отразилось в глазах Хани, ибо Джерри без лишних слов стиснул ее в объятиях и жадно завладел губами. Рукой она обвила его шею, почувствовав под ладонью густые волосы на затылке. Когда он накрыл ее губы своими, все вокруг словно перестало существовать: остался только этот мужчина и его губы, руки, сила его желания. Их желания. Сердце Хани билось гулко и неровно. Или, быть может, это стучало его сердце у нее на груди?
Хани уже ничего не понимала, да и не хотела понимать, кроме одного: ее держал в объятиях, целовал и ласкал самый великолепный, самый чувственный, самый сексуальный мужчина из всех, каких она когда- либо в своей жизни встречала. Она приникла к нему, всем своим существом стремясь слиться с ним в этом поцелуе, стать с ним одним целым. Он так крепко прижимал ее к себе, что жар их тел, проникавший через одежду, стал общим.
Его рука обхватила грудь Хани. Она вздрогнула и очнулась от чувственного транса, пытаясь выбраться из этого эротического дурмана. Разум и осторожность все же одержали верх, и она мягко, но решительно
