установилась между ними в последнее время, больше нет. Теперь между ними выросла стена.
Интересно, с болью в сердце думала Вивьен, он подошел потанцевать со мной только потому, что уже настала пора уезжать? Ну и ладно, ну и пусть, твердила она себе. Чем быстрее это все закончится, тем лучше. Она не знала, сколько еще сможет расточать фальшивые улыбки и изображать веселье, когда на самом деле ей хотелось рыдать.
Вивьен с болью и отчаянием думала о том, что он сегодня услышал о ней. Уж наверняка немало, и это только начало. Теперь, когда он знает, кто она на самом деле, «доброжелатели» не преминут снабдить его всякой пикантной информацией о ней. Она не могла заткнуть рты сплетникам, но ей становилось нехорошо от мысли, что он может поверить им. Но она не станет ни оправдываться, ни что-либо объяснять. Если он поверит им, а не ей, значит, он не тот человек, каким она его считала, и им не по пути.
Слезы навернулись ей на глаза, когда она представила, как все могло бы быть. Они с Кристианом плавно скользят в танце под медленную, красивую музыку. Он смешит ее, говорит всякие милые пустяки, которые ей так приятно слышать. А она тает в его объятиях.
Но этого никогда не будет. Теперь нет. Между ними вновь выросла пропасть, гораздо шире и непреодолимее, чем была вначале. Ей будет безумно тяжело и больно потерять его, но она выжила в прошлый раз, выживет и сейчас.
– Мы уйдем, как только ты будешь готова, – сухо проговорил он, чувствуя ее отстраненность. Ей явно не терпится избавиться от него. Теперь, когда она возобновила связи со своими старыми дружками здесь, в Филадельфии, ему уже нет места в ее жизни. Ну и черт с ней!
– Я уже готова. – Он ждет не дождется, когда избавится от меня, подумала Вивьен. – Хотя я уже говорила тебе, что вполне могу сама...
– Нет, – резко оборвал он ее. – Я же сказал, что сам отвезу тебя обратно.
Как только музыка смолкла, они, не говоря ни слова, повернулись и, приклеив на лица улыбки, отправились к Деборе и Тобиасу попрощаться.
– Я тебе позвоню, – пообещала она мачехе, целуя ее в щеку.
Как бы ни повлияли события сегодняшнего вечера на ее отношения с Кристианом, она вновь нашла Дебору, поговорила с ней обо всем, многое поняла и огромный камень свалился с ее души.
– Попробуй только не позвонить, – шутливо пригрозила ей Дебора. – Я тут же приеду и свалюсь тебе как снег на голову. – Она помахала визитной карточкой, которую дала ей Вивьен. – Я так по тебе скучала, – добавила она, – что не позволю исчезнуть еще раз.
– Я тоже скучала и больше не собираюсь исчезать. – Вивьен заметила, как на глазах мачехи заблестели слезы, и крепко обняла ее еще раз перед тем, как они с Кристианом ушли.
Тобиас и Дебора проводили их взглядами.
– Они так хорошо смотрятся вместе, – с грустью заметила Дебора.
Тобиас сжал ее руку.
– Тогда к чему этот грустный тон, дорогая?
Она пожала плечами.
– Не знаю, но у меня вдруг возникло такое чувство, что их отношения могут и не пережить этого кризиса.
– Вот тебе раз. А кто всего пятнадцать минут назад уверял меня, что этот вечер был устроен ангелами специально для Вивьен?
– Но это вполне могли быть и демоны.
– Ну что за пессимизм, любовь моя? Это из-за того, что так много людей здесь когда-то знали Вивьен?
– Из-за этого и еще из-за того, что Кристиан оказался в таком нелепом положении. По тому, как он смотрел на Вивьен, когда мы с ней только подошли к вам, я поняла, что он считает ее совершенно особенной. – Дебора прикусила губу. – А потом, когда он узнал, кто она, когда этот болван Кларенс налетел на нее со своими дружками, он как будто получил удар в солнечное сплетение. Не знаю, сумеет ли он справиться с этим потрясением.
– Надеюсь, что сумеет, Дебби, дорогая, – сказал Тобиас. – Ему нужна настоящая любовь.
– И ей тоже.
Ночное небо над Филадельфией было похоже на черное бархатное покрывало, расшитое сверкающими бриллиантами. Но дальше на север оно затуманивалось, как будто мир собирался плакать.
Вивьен тоже хотелось плакать. Когда она впервые встретила Кристиана в ту ночь в офисе, она и представить себе не могла, что их отношения продолжатся. Более того, что они с каждым днем будут становиться все ближе и дороже друг другу. Кристиан был так настойчив и одновременно нежен и заботлив, что постепенно ее неуверенность и боязнь очередного разочарования отступили и она втайне стала надеяться, что их взаимное чувство настолько глубоко, что позволит им остаться вместе навсегда. Она позволила себе мечтать, воспарить к облакам, позабыв о том, каким болезненным может быть падение с такой высоты, и вот сегодня случилось то, что неизбежно и должно было случиться: она упала с небес на землю – и шрамы от этого падения останутся в ее душе навсегда.
Кристиан мучился неопределенностью. Он хотел поговорить с Вивьен, но не знал, что сказать, как начать. Должен ли он спросить ее, почему она не рассказала ему обо всем раньше? И что означает все то, что он сегодня услышал?
Но мысли его путались, метались, здравомыслие покинуло его, а на ум приходили одни лишь колкости и проклятья. Черт побери, что она с ним сделала?!
Кристиан молчал, и Вивьен в конце концов решила, что сама должна что-то сказать. Но язык, казалось, прилип к гортани. Почему он с ней не разговаривает? Не желает больше знать ее или еще не оправился от шока? Или просто пытается бороться с обуревающим его гневом?
Она была благодарна судьбе за то, что снова повстречалась с Деборой, поговорила с ней по душам и избавилась от так долго преследовавших ее призраков прошлого. Но разве обязательно цена за это должна быть такой высокой? Неужели за это ей придется заплатить разрывом с Кристианом?
Ее сердце разрывалось на части. Восемнадцать месяцев назад, в Филадельфии, она поступила глупо и теперь должна заплатить за это своим счастьем. Будь проклята эта ее глупость и опрометчивость! Слезы застилали ей глаза и сдавливали горло, отдаваясь болью в груди.
Несмотря на злость, отчаяние, неопределенность, терзавшие его душу, Кристиан не утратил присущей ему внимательности и мягко посадил самолет. Он чувствовал, что теряет Вивьен, и это разрывало ему сердце.
Они пересели в машину, и Кристиан повез ее домой. Никто из них по-прежнему ничего не говорил. Единственным звуком, раздававшимся в машине, было ровное урчание мотора.
Возле дома Вивьен он остановился.
– Спокойной ночи, Вивьен.
– Спокойной ночи, Кристиан.
На этот раз расставание было для них не сладостной, а горькой мукой.
Недели, последовавшие за ужином в честь Тобиаса Инграма, состояли из пустых минут и часов, сливавшихся в такие же пустые, безрадостные дни и бессонные ночи.
Февраль выдался на редкость ненастным, каждый день падал мокрый снег, оседая на одежду тяжелыми хлопьями. Ходьба по улице превратилась в противное шлепанье по серой слякоти. Свинцовые облака тяжело нависали над городом, и казалось, что солнце уже никогда не сможет разорвать их непроницаемую пелену.
Настроение Вивьен было под стать погоде – мрачное, унылое и безрадостное, – а жизнь превратилась для нее в тяжкую повинность, которую приходилось исполнять. Она жила словно в тумане: ходила, работала, разговаривала с людьми, занималась массой других нужных и неотложных дел, но делала все это словно робот, и даже явные успехи ее маленькой фирмы и значительно расширившаяся клиентурная база не доставляли ей радости.
С другой стороны, работа была ее спасением, и она окунулась в нее с головой. Она плохо спала, у нее пропал аппетит – она почти не замечала, что и когда ест, лишь бы поддерживать силы. И только после того, как однажды у нее на работе закружилась голова, в глазах потемнело и она едва не упала в обморок,
