Встречаюсь я с баптисткою, Девкой-недотрогою. А потому баб тискаю, Религию — не трогаю. Среди неисчислимых Дусь Вы есть единственная Дуся. Себя я больше не стыдюсь И буйной страсти предадуся. У Льва Никулина было стихотворение, которое начиналось так:
У палача была любовница, Она любила пенный грог… А Вольпин закончил:
Простая рыжая коровница, На паре здоровенных ног. В свое время Михаил Давыдович подарил Ильфу и Петрову частушку, которую они вставили в «Золотого теленка»:
У Петра Великого Близких нету никого, Только лошадь да змея Вот и вся его семья. Еще вольпинская частушка:
Ты не ухни, кума, Да ты не эхни, кума, А я не с кухни, кума, А я из техникума. Со слов Вольпина я запомнил такие афоризмы:
«У нас в Советском Союзе печать только свободная, всякая другая у нас запрещена», «Советская колыбельная песня должна будить ребенка».
Я говорю Вольпину:
— У Саши Черного есть описание праздничного стола, и там такие строки:
Дремлет поросенок, Словно труп ребенка… — У меня это лучше, — отвечает мне Михаил Давыдович и читает:
А поросенок возлежал С бумажной хризантемой в пасти И грустным взглядом провожал Свои съедаемые части. Еще я запомнил басню Вольпина «Гордиев узел», но, к сожалению, с небольшим пропуском.
Однажды Гордий взял веревку И, проявив сноровку, Он завязал веревку в узел И до того сей узел сузил, Что разрубить его неможно нипочем Ни топором, ни тяпкой, ни мечом, Вокруг узла волнения и крики. И прибежал на шум сам Александр Великий. ………………………………………………………. На узел даже не взглянул, А громко крикнул: «Кто здесь Гордий?!» И бац ему по морде!
