- Да. Если хотите - да! Вы знаете об этом больше, чем я. Хорошо, ничего не рассказывайте мне, но хотя бы разберитесь в этом сами - и сделайте что-нибудь!
- Сидя в холодной?
- Если вам понадобится моя помощь... но сперва вам придется предъявить мне убедительные доказательства того, что вы знаете, как заставить Узел исчезнуть. - Врачеватель поднялся с табурета и собрался было уходить.
Кайнор кашлянул:
- Господин Туллэк...
- Да?
- Вы ведь, кажется, тоже не чародей и не ученый, верно? Тогда откуда вы столько знаете об Узлах?
Пухленький человечек улыбнулся так, что Кайнор пожалел о своем вопросе.
- Я был за Хребтом, господин жонглер. Участвовал в двух последних захребетных войнах. И видел многое, а слышал еще больше - такое, о чем здесь, в Иншгурре и Трюньиле, попросту предпочитают забывать. Или не знают. Мы считаем, что мир заканчивается там, где заканчиваются границы нашего королевства и границы Трюньила. Те, кто побывал за Хребтом (и вернулся оттуда живым), начинают понимать, что мир намного больше, чем мы себе представляли. Он больше даже, чем весь Ллаургин, включая захребетный Тайнангин и запеленутые земли. И мир намного сложнее, господин жонглер, чем мы себе представляем. ...Порой - и намного страшнее, чем мы себе можем представить, - врачеватель покачал головой, что-то припоминая. - Но когда понимаешь это, постепенно начинаешь понимать и то, что где бы ты ни жил, любовь, дружба, честь, верность остаются таковыми везде. И еще - начинаешь ценить покой. Мир, господин жонглер, - произнес он тихо, - в конце концов всего лишь то, что мы носим в самих себе. Я хочу умереть спокойно - умереть и знать, что родным мне людям ничего не будет угрожать, кроме обычных житейских невзгод. Я видел графов и простолюдинов, которые готовы были собственноручно убить человека за горсть монет, за славу, за власть. Но нам, тем, кто живет в тихих деревеньках вроде Трех Сосен, дороже покой - и за него мы, господин жонглер, тоже готовы бороться всеми способами.
- И вы бы убили ради того, чтобы сохранить этот покой?
- Я убивал, господин жонглер, - сухо промолвил врачеватель и вышел из камеры, знаком приказав стражнику забрать табурет и запереть дверь. Факел, правда, они оставили - но нужен ли он был Кайнору? Наверное, не очень. Размышлять об услышанном от господина Туллэка он предпочитал в темноте или хотя бы с закрытыми глазами. Если бы еще не мешал этот стук во дворе, но тут уж Гвоздь ничего не мог поделать.
Разумеется, врачевателя послал таариг... ну, скажем так, он пришел сюда с ведома 'его справедливости'. Хоть и не исключено, что преследовал собственные цели, однако в первую очередь должен был выспросить у Кайнора то, о чем не удалось узнать господину Нагиру.
То, о чем сам Кайнор не имеет ни малейшего представления.
Он лег на койку и уставился в неровный, покрытый трещинами и паутиной потолок, как будто там мог быть начертан способ спасения. Неожиданно и, казалось, совсем не к месту всплыло воспоминание о другом потолке (с которого сыпались пыль и мелкие клочки паутины, как будто там что-то двигалось - и эти падающие пылинки отмечали движение невидимого чего-то) воспоминание о другом потолке прокралось в сознание Кайнора и почти целиком завладело им. Вместо того, чтобы ломать голову над тем, как выбраться сперва из холодной, а потом и из Трех Сосен, Гвоздь пытался сообразить, откуда взялось это воспоминание.
Как и в прошлый раз, его отвлекли - теперь в камеру явился Борк-Шрам. Без долгих приветствий и вопросов 'как жизнь?' он уселся на койке рядом с Кайнором и проворчал:
- Плохи твои дела, Гвоздь.
- Знаю, - бросил тот. - Что посоветуешь?
- А что тут советовать? - Борк-Шрам потер руки, словно они были частью его трактирчика, которую следовало держать в постоянной чистоте. - Жалко Матиль. Сам решай, рассказывать про нее или нет. Если расскажешь, думаю, таариг оставит тебя в покое. Я твои слова поддержу, господин Туллэк - тоже.
- Но если я промолчу, промолчите и вы с ним, - сказал Кайнор.
- Промолчим. - Гвоздь не сомневался, что Борк-Шрам переговорил с врачевателем - да даже если бы и не говорил, и так ведь ясно что к чему. Ты чужак, Гвоздь. Хороший мужик, толковый артист, душа у тебя... все у тебя в порядке с душой, не мелкая. Но ты - чужак, а Матиль - из Трех Сосен. И главное, никто толком не сможет доказать, кто из вас виноват в том, что появился этот Узел. Точно, чтоб наверняка - никто не сможет. Поэтому...
- Отсюда можно сбежать? - спросил у него Кайнор. Ведь зачем-то же Борк-Шрам пришел сюда, не только чтобы вымолить себе прощение грехов?!
- Все, что я могу, это пока уговаривать таарига подождать. И с людьми я побалакал, с некоторыми... Но Хожмур... у них с господином Туллэком давняя вражда, а страх пробивает в человеческой душе такие бреши, которые не заткнуть ничем.
- Кроме крови.
- Я очень надеюсь, что до этого не дойдет, - сказал трактирщик, вставая. - И если ты все-таки решишь... насчет Матиль...
- Я уже все решил, - ответил ему Гвоздь. - Иди. И успокой господина Туллэка, ему не придется свидетельствовать о том, о чем он предпочитает молчать. Я... как-нибудь выкручусь.
Борк-Шрам занес руку, словно собирался похлопать его по плечу, но в последний момент передумал и коснулся пальцами своей шеи, точнее, шрама на ней. Странно так посмотрел на Гвоздя и вышел вон.
- Шут, - сказал Кайнор в пустое пространство камеры. - Ш-шут. Шут.
Ему пришлось сцепить пальцы в 'замок', чтобы не дрожали. Для жонглера ничего нет хуже, чем дрожащие пальцы.
Во внутреннем дворике тааригового дома гавкнул, а потом радостно заскулил пес; слышно было, как бьется его хвост о деревянный бок перевернутой тележки. Зато прекратился наконец-то непонятный, 'столярный' стук.
- А ты вправду артист? - спросили в окошко камеры.
- Вправду, - Гвоздь снова стал на койку и выглянул наружу. - Ты как сюда попала, конопатая?
- А у меня знакомые всюду, понял! ...Слушай, а тебе сильно досталось?
- Ты это о чем, мелюзга? Если про холодную, так я, знаешь, доволен: сижу в тепле, накормлен, напоен.
- Дурак! ...Ой, прости! Я хотела сказать, что... ну, так получилось, я не нарочно. Я же не собиралась ничего такого про тебя говорить, что ты батю убил. Я знаю, он сам утоп. Я б и не сказала, только... Смеяться не будешь?
- Буду, - пообещал Кайнор.
- Ну и смейся себе на здоровье! А мне вот тогда смешно совсем не было! Мне... в меня как будто забрался кто-то, понимаешь. Живой... и как бы неживой - и такой, и такой, но один... забрался и делал так, чтобы я ходила и говорила, как он хочет. Вот я и говорила... А потом, в трактире, он исчез.
- Я знаю, конопатая, - улыбнулся ей Кайнор - и, видит Цапля Разящая, впервые за весь долгий сегодняшний день улыбнулся искренне! - Он больше не вернется, не бойся.
- А ты откуда знаешь, что не вернется?
'Он - кто бы он ни был - сделал то, чего добивался, вот и всё'.
Но девчонке Гвоздь сказал другое:
- Ты же слышала про то, что время замедлилось? - Она с серьезным видом кивнула. - Ну вот, и этот твой 'он' просто не сможет попасть в Три Сосны.
- Но время же когда-то... размедлится?
- Его это так напугает, что он никогда даже не помыслит сюда вернуться. Веришь?
- Честно? Не очень.
- Ну, как хочешь, - с напускным безразличием отмахнулся Гвоздь. Потом сама убедишься. А теперь давай-ка беги домой, а то я устал и хочу спать.
- Держи, - она просунула ему через окно помятый хлебец. - Знаю я, как здесь кормят, - по-взрослому
