Русский преферанс

— Только «пас», как всякий нормальный человек!»

Ходасевич также оставил подробное описание «стиля» игры Брюсова, которого встречал и за игрой в «железку», и сам бывал его партнёром по преферансу и винту:

«Я на своём веку много играл в карты, много видал игроков, и случайных, и профессиональных. Думаю, что за картами люди познаются очень хорошо: во всяком случае, не хуже, чем по почерку. Дело вовсе не в денежной стороне. Сама манера вести игру, даже сдавать, брать карты со стола, весь стиль игры — всё это искушённому взгляду говорит очень многое о партнёре… В азартные игры Брюсов играл очень — как бы сказать — не то чтобы робко, но тупо, бедно, обнаруживая отсутствие фантазии, неумение угадывать, нечуткость к тому иррациональному элементу, которым игрок в азартные игры должен научиться управлять, чтобы повелевать ему, как маг умеет повелевать духам. Перед духами игры Брюсов пасовал. Её мистика была ему недоступна, как всякая мистика. В его игре не было вдохновения. Он всегда проигрывал и сердился… Зато в игры «коммерческие», в преферанс, в винт, он играл превосходно — смело, находчиво, оригинально. В стихии расчёта он умел быть вдохновенным…»

Из этого фрагмента отчасти ясно, почему именно преферанс стал в XX в. национальной игрой россиян «советского» времени.

Ходасевич Владислав Фелицианович

(1886–1939)

Один из наиболее выдающихся поэтов России XX в., специалист по творчеству Пушкина и автор книги о Державине, — как и они, профессиональный игрок; ещё при его жизни эмигрантский писатель М. А. Осоргин опубликовал рассказ «Игрок», представляющий собой довольно точный портрет Ходасевича. Мемуарист-эмигрант В. С. Яновский в книге «Поля Елисейские» перечисляет русских парижан-писателей (в том числе и себя) — «Адамович, Ходасевич, Вильде, Ставров, Варшавский, Яновский играли во всё — хоть в три листика». Он же пишет: «Ходасевич за картами обычно нервничал, кривился, ёрзал, когда его партнёр ремизился». В мемуарной книге Нины Берберовой «Курсив мой» приводится «хронология жизни», своеобразная автобиография Ходасевича, где он сам вписал на 1906-й, 1907-й — на каждый год вплоть до 1911-го — отдельно: «Карты». О его игре можно подробно узнать в мемуарном очерке «Московский литературно-художественный кружок»; играл он и в любительский преферанс в доме В. Я. Брюсова;[51] в эти годы карты — и в их «коммерческой» разновидности игр, и в «азартной» служили для Ходасевича порой единственным источником средств к существованию.

В 1922 г. Ходасевич уехал из России, в 1925 г. перешёл на положение эмигранта и до конца жизни жил в Париже. За границей Ходасевич игру в карты не оставлял, однако вместо московской железки, преферанса и окончательно отмиравшего винта играл в покер и бридж; постоянными партнёрами его были критик А. В. Бахрах и обрусевший индус (точнее, пакистанец) Хассан Шахид Сураварди. В эмигрантские годы карты стали для него чем-то вроде «искусства для искусства».

Тем не менее в годы жизни в России преферанс и винт из числа коммерческих игр стояли у Ходасевича на первом месте, что видно по множеству его собственных и чужих мемуаров. Среди великих русских писателей XX в. Ходасевич, видимо, был величайшим картёжником.

Осоргин Михаил Андреевич

(настоящая фамилия Ильин)

Русский писатель, высланный в 1922 г. из России вместе с примерно 200 деятелями русской культуры (о чём, как пишет Солженицын, ЧК позже пожалело: пропал «хороший расстрельный материал»). Друг В. Ф. Ходасевича ещё по «Московскому литературно-художественному кружку»; в «Камерфурьерском журнале» Ходасевича (дневнике с записями ежедневных событий, см.: НЛО. 1993. № 2. С. 177) есть записи 1923 г.: «5 октября. Вечер у Осоргина, карты (Осоргин, Бахрах, Вишняк)», такая же запись с тем же составом игроков сделана 14 октября; поскольку после отъезда из России Ходасевич играл почти исключительно в бридж и в покер, а игры, довольно подробно анализируемые Осоргиным в его прозе, нигде не носят характер коммерческих, всего вероятней, что игра шла в покер.

Безусловно Ходасевича описывает рассказ Осоргина «Игрок» (Париж, пн. 1927, 5 июня), есть даже текстуальные совпадения с воспоминаниями Ходасевича: «И знаете, однажды я побил двадцать три карты подряд. Вы понимаете — двадцать три подряд! Это было изумительное переживание». Хотя герой рассказа и заявляет, что у него двое детей (которых у Ходасевича никогда не было, кроме приёмного сына во втором браке), облик Ходасевича-игрока в этом рассказе набросан впервые — на редкость достоверно, хотя и с намеренным «отводом глаз» читателя (Осоргин и Ходасевич в 1927 г. жили в Париже). Повествование ведётся от первого лица, «автор» играет в железку, бьёт семь карт подряд, ставит восьмую, всё проигрывает — за что «игрок» (Ходасевич) его весьма одобряет; в том же рассказе упомянута игра баккара, идущая за соседним столом.

«С его лица не сходила усталая полуулыбка человека, видавшего виды.

Я вспомнил, что улыбка эта была мне знакома ещё по Москве, где мы также не раз встречались за круглым столом.

— Неисправимы? — засмеялся я.

— Да зачем же исправляться? В сущности, в этом вся жизнь. Во всяком случае, лучшее в жизни.

— В азарте?

— Да, именно в азарте. Азарт — святое дело. Высокое дело. Выше азарта ничего нет. Побить восьмую карту ничем не хуже прекрасной поэмы или главы романа».

Рассказ представляет собой чуть ли не единственные скрытые воспоминания о Ходасевиче, опубликованные ещё при жизни последнего, хотя, по свидетельству В. Яновского, в Париже Осоргин с Ходасевичем пребывали в ссоре. В наиболее известном произведении Осоргина, романе «Сивцев Вражек» (1928, Париж; в 1930 г. получил американскую премию «Книга месяца» — чрезвычайная редкость для русского писателя) в главе «Пятая карта» подробно описывается игра в железку, идущая между офицерами в блиндаже в первую мировую войну прямо под вражеским обстрелом.

В «Повести о сестре» (1928–1930) у Осоргина встречается редкое для русской литературы описание игры в шестьдесят шесть, в которую герой играет с родной сестрой:

«Оба мы были азартны до самозабвения, типичные и беспардонные игроки. Мы играли в скучнейшую из игр — шестьдесят шесть, мы играли так, как нормальные люди не играют. Сдавая карты, беря взятки, мы произносили бессмысленные слова на каком-то собственном сумбурном жаргоне, угрожали друг другу, давали клятвы, лихорадочно ждали полосы счастья. Играли всегда на деньги, которых у меня не было и которые сестре не были нужны; и всё же радовались, выиграв рубль. Играли мы настолько ровно и так часто, что почти не приходилось расплачиваться, да это нас и не занимало. Мы записывали результат, чтобы продолжать игру на другой день».

Описания азартной игры принадлежат к лучшим страницам творчества Осоргина и в других произведениях.

Булгаков Михаил Афанасьевич

(1891–1940)

Драматург, прозаик, биллиардист и винтёр. Е. Земская, сестра Булгакова, вспоминает о том, как ещё в детстве в доме Булгаковых сменялись увлечения: «Ракетки и мячи покупали мы, старшие дети, на заработанные нами деньги. Стали постарше, не бросая крокета и тенниса, увлеклись игрой в винт». Сохранились отрывки длинного пародийного стихотворения Булгакова (от лета 1915 г.), где имелась характерная парафраза Никитина:

«Помоляся Богу,
Улеглася мать.
Дети понемногу
Сели в винт играть».