проигрался; чтобы забыть о проигрыше, Измайлов купил знаменитого рысака Красика у Лопухина, заплатив за него почти баснословную цену по тому времени, 7 тыс. руб. Вечером Измайлов был опять у Урусова. Долго шла игра, но Измайлов как будто не решался принять в ней участие. Только после ужина придвинулся он к столу и поставил на две карты 75 тыс. руб. Банкомёт метал уже без робости. Обе карты выиграли Измайлову, он загнул их и сказал: «На следующую талию». Урусов стасовал карты. Измайлов поставил две новые карты и, не взглянув на них, загнул каждую мирандолем. По второму абцугу он вскрыл одну карту, которая оказалась десяткою и уж выигравшею соника; он перегнул её и, сказав: «По прокидке», вскрыл между тем другую карту, которая тоже оказалась десяткою и, следовательно, также выигравшею, он перегнул и положил на первую очень спокойно, как будто дело шло о десятках рублей, а не о его родовом имении Деднове, с которым он, в случае дальнейшего проигрыша, решился расстаться. У князя Урусова заходили руки, — но делать было нечего, карты поставлены мирандолем и отступиться не было возможности. После нескольких абцугов десятка опять выиграла; банкомёт бросил карты и встал из-за стола, а Измайлов прехладнокровно предложил ему загнуть мирандоль, но банкомёт не согласился.
— Ну, так мы квиты? — сказал Измайлов и тотчас же уехал домой, где его уже ждали с поздравлениями цыгане, с песнями и плясками, по случаю покупки Красика.
Мне передавал покойный коннозаводчик И. П. Петровский про Измайлова, которого он знал лично в своей молодости, что последний для игры приезжал всегда со скачки в Петровский парк к содержателю одного французского ресторана, у которого для игроков в саду была выстроена особенная беседка. Здесь метали крупный банк и шла такая азартная игра, которая и не снилась нынешним игрокам. За зелёными столами там заседали такие тузы, как братья Мосоловы, Всеволожские, Чесменский, побочный сын графа Орлова, Чемоданов, Савелов, Яковлев-Собакин, Гундоров, Гусятников и многие другие. Измайлов до игры садился всегда в большие вольтеровские кресла и после лёгкого всхрапа протирал глаза, выпивал холодного квасу, подымал с полу первую валявшуюся карту и ставил, если это была не фигура, на каждое очко по тысяче и после выигрыша или проигрыша в несколько тысяч, с вольным сердцем, молча выходил из комнаты, садился на линию и возвращался домой.
Много рассказов ходило в Москве про двух братьев Н.; игру одного из них считали даже нечистою. При посещении этого игрока, в кабинете его изумлённый посетитель на одном из столов находил целую меняльную лавку. Здесь в правильных столбиках стояла звонкая российская монета всякого достоинства, начиная от золотых лобанчиков и полуимпериалов до серебряных пятачков и рублевиков. Он не играл иначе, как на звонкую монету, и таким привлекательным видом золота и серебра соблазнял не одного молодого игрока. Рассказывали также, что у него на диване лежала подушка, набитая скомканными ассигнациями. По рассказам, годовой его оборот на зелёном поле исчислялся не одним миллионом рублей, и чтобы играть с ним, некоторые из любителей азартной игры играли только своими картами. Так, рассказывали, что он ухитрился выиграть у известного московского богача Му-П-на всё его миллионное состояние. Последний, чтобы застраховать себя от его мошенничества, играл с ним только у себя дома и своими картами, которые держал в шкафу под замком. Н. ухитрился подкупить слугу Му-П-на и обменять все нижние игры карт на свои.
В один прекрасный вечер игра у Му-П-на началась с Н. всерьёз, и когда играли первыми верхними колодами, Н. проигрывал, но как дело дошло до нижних, то Му-П-н оказался чист как сокол, даже без своего чудного дома на Тверском бульваре. Это так его поразило, что он не пережил недели и умер от удара. Карточную крупную карьеру братьев Н-в погубили известные на поприще казнокрадства братья-хлебосолы — один из братьев Н-в умер чуть ли не в крепости.
Большое недоверие к чужим картам питал и известный богач Савва Яковлев, но и его вскоре поддели на хитро придуманную штуку. Яковлев играл тоже только своими картами, которые держал под замком, но их сумели подменить краплёными ловкие шулера и в один вечер выиграть на них сотню тысяч. Рассказывали, что во время пребывания Яковлева в Париже он где-то играл, не выпуская из объятий одну французскую цирцею. Покрываемый поцелуями красавицы, сидевшей у него на коленях, он не задумался поставить на одну карту миллион франков. Карта была проиграна. Яковлев сознался, что у него столько нет денег, чтоб сейчас расплатиться, и даже такой суммы не найдётся у его здешнего банкира. Но вот он даёт документ, и эксцентричный во всём, он тщательно вырезывает кружок зелёного сукна с ломберного стола и на нём пишет мелом: «Миллион франков, проигранный в Париже; — долг чести, уплачиваемый в Петербурге. Савва Яковлев». Сукно это тщательно было вставлено под стекло и отослано в Петербург, где и было уплачено в конторе отца самодура.
Игра в старину большая велась и в английском клубе, и старые старшины говаривали, что записные игроки суть корень клуба; они дают пищу его существованию; прочие же члены служат только для его красы, его блеска. Доход от карт в былые годы доходил ежегодно почти до полутораста тысяч рублей. Можно судить, как велика была здесь игра. Я думаю, ещё многие из членов этого клуба помнят генерала Су-а, что играл в пикет и палки по 25 руб. за фишку. Опытные игроки говорят, что всякая игра более или менее азартна, т. е. более или менее подвержена случайности. Обыкновенно азартными играми называют игры бескозырные. Но и так называемые коммерческие игры иногда опаснее неопытным новичкам: против них могут действовать умение противника и случайность в сдаче ему хороших карт, не говоря уже о некоторых соображениях, при которых хорошие карты непременно очутятся в его руках. В старое время, как мы выше говорили, общепринятая игра была бостон. Кто-то сказал, что в ней неминуемо иметь дело с двумя неприятелями и одним предателем, который идёт тебе в вист. Всякая игра — бой: умение умением, но есть и доля счастия, и несчастья, то есть случайности, следовательно, азарта. Есть люди, предопределённые роковою силою неминуемому проигрышу. Американец Толстой говорил об одном из таких обречённых, что начни он играть в карты сам с собою, то и тут найдёт средство проиграться.
В сороковых годах в N-ском гусарском полку служил богатый смоленский помещик Ба-ов, который очень любил играть в карты, но и очень боялся играть с незнакомыми. Он платил большие деньги за объяснение разных шулерских приёмов. Так, у него была серебряная шестёрка, которая при загибе угла превращалась в семёрку. Она была так искусно подделана под настоящую, что даже самый опытный глаз не мог этого заметить. За эту шестёрку он заплатил какому-то искуснику 2 тысячи руб.
Тоже некогда наделавшая столько шуму в обеих столицах зрительная труба с сильно увеличивающими стёклами, изобретённая каким-то моряком В., настоящим профессором карточной пёстрой магии, была им куплена чуть ли не за 5 тысяч руб. Эта труба наводилась на играющих и из другой комнаты давала возможность легко отличать не только карты, но даже читать на них едва заметный теневой крап, т. е. меченый.
Нигде азартные игры не достигали таких чудовищных размеров, как в Москве; в этом отношении также славился в былые времена и Тамбов. В Москве беспрестанно случались самые скандальные истории, где главная роль принадлежала картам. Так, в первых годах нынешнего столетия там был накрыт русским Сартином,[99] обер-полицмейстером Н. П. Архаровым, большой игорный дом, содержимый парижским искателем приключений Дюкро, известным более под именем Перрена. Ловкий француз был большой мастер своего дела; он выдавал себя за несчастного эмигранта, потерявшего всё состояние во время революции, но в сущности это был прехитрый шулер, погубивший многих молодых людей из лучших фамилий. У него была для виду квартира на Мясницкой, в доме Левашова, но настоящее его логовище было за Москвою-рекою, в Кожевниках, в доме Мартьянова, где собирались играть и кутить. У этого содержателя притона было много помощников обоего пола. В Кожевниках содержала квартиру мадам Пике и жила с хорошенькою швеёю Шевато. Здесь играли в фараон, какой-то немец Мозер, в качестве домашнего друга, держал банк. По показанию хозяйки дома Пике, что в этом доме делалось, она сказать не могла, так как некоторые посетители не встречались друг с другом и их принимали в особых кабинетах и они при входе виделись только с одним Перреном. Там бывали и женщины и, как признавалась мадам Пике, как низко она сама ни упала, но стыдится объяснить всё то, на что эти женщины решались и на что способны решиться. Когда был сделан обыск этой квартиры, то в особом кабинете была найдена небольшая лаборатория, собрание разных физических и оптических инструментов, много книг и рукописей по части алхимии, астрологии и магии, наконец, несколько тетрадей с разными рецептами и средствами к сохранению молодости, красоты, обновлению угасших сил, возбуждению сердечной склонности, пропасть склянок с разными настойками и другими неизвестными жидкостями, множество заготовленных на разных составах конфект и, главное, сверх того, большое количество фальшивых и краплёных карт и подделанной зерни. Как содержатель этого игорного дома Перрен, так и его сотрудники все были высланы за границу.
