Она погладила его обнаженное плечо и прижалась к нему под простыней.
– Я подумала о том, что моя хваленая сдержанность покинула меня дважды за один день.
Они лежали на одной подушке, повернувшись друг к другу лицом. Энгус провел ладонью по ее шее.
– Я люблю тебя, даже когда ты пинаешь газонокосилку ногами. Я люблю тебя в такие моменты еще сильнее, если это вообще возможно. Когда ты на взводе, когда мечешь в меня молнии. Ну, а насчет второго раза, когда ты потеряла свою хваленую сдержанность… – (Доминика затрепетала.) Не случилось ли это минут тридцать назад, в этой комнате, в моих объятиях?
– Да, Энгус. Но разве у меня есть хоть один шанс, когда ты всерьез задаешься целью разрушить ее?
– Доминика… – Он внезапно замолчал и прижал ее к себе. – Знаешь, что я сделал после того, как ты ушла?
– Нет…
– Я позвонил приятелю, у которого есть спортивный самолет, и попросил его слетать со мной в Тибубуру. Утром мы были там, и я пошел на могилу отца. Я обошел там все, хотелось еще раз увидеть места моего детства. Затем мы полетели в Ньюкасл, где похоронена мать… И я сказал им обоим, что они станут продолжать жить во мне… и в тебе, даже если мне придется перевернуть мир вверх дном, чтобы вернуть тебя. И что их печальная судьба и мое неприкаянное детство переродятся в нас, как заброшенная земля, которая наконец расцветает. Потому что твоя неповторимая личность и то, что ты сотворила со мной, делают тебя единственным человеком, без которого я не могу жить.
Доминика проглотила ком в горле, но слез удержать не смогла.
– Спасибо тебе, Энгус… – Ее лицо вдруг просияло. – Должна признаться, что и ты сделал меня совсем другой женщиной.
Был уже полдень, когда Энгус и Доминика поднялись. Они вместе приняли душ, и поскольку Доминика ощущала себя совсем новой женщиной, то надела свой самый любимый наряд – алый шелковый топ с узкими бретельками и широкую длинную юбку. Этот наряд всегда заставлял ее чувствовать себя раскованной и счастливой. Волосы она перехватила на затылке ленточкой и не стала обременять себя обувью.
На палец она надела обручальное кольцо, которое не надевала уже больше недели.
– Такое чувство, что весь мир родился заново, отметила она с радостным удивлением.
– А мне наш дом и сад кажутся настоящим царством. А ты… – он посмотрел на нее, – моя несравненная загадочная индийская принцесса и вольнолюбивая цыганка в одном лице. В этой одежде ты выглядишь сногсшибательно.
– Я и чувствую себя сногсшибательно – благодаря тебе. Знаешь, я как-то подумала, что из тебя получился бы недурной арабский шейх.
Энгус скептически оглядел себя. На нем были потертые джинсы и рубашка цвета хаки.
– При чем тут одежда? – возразила Доминика. Дело в твоем непреодолимом мужском обаянии.
– Не в тот ли это было день, когда мы впервые встретились? – Он вскинул брови.
– Именно в тот, – подтвердила она серьезно.
– Но тогда ты ничем этого не показала…
– Это потому, что мы едва успели познакомиться. – Она сделала притворно-надменное лицо и посмотрела на него свысока. Оба звонко рассмеялись.
– Я знаю, что однажды уже сделал это, и последствия оказались ужасными, но все-таки розы – стоящая вещь. – И Энгус сорвал с куста изумительную розу и протянул ей.
Доминика вдохнула ее аромат, затем подняла к мужу лицо и сказала просто:
– Мир... и любовь.
Энгус взял ее за руку.
– Мир и любовь, Доминика, – согласился он. Навсегда.
