Воздух пахнет свечной гарью и маленьким ребенком. Ей нравилось уткнуться носом в шею брата, щекотать его, ласкать; он смеялся, обнимал ее, гладил… Но сейчас Данн дергался и хныкал, наверное, кошмары мучили его… Может быть, разбудить, утешить его? С этой мыслью она заснула, и проснулась, когда Дэйма открывала ставни, впуская в комнату утренний свет. Данн несся к сестренке, раскрыв объятия:
— Маара, Маара…
Она подхватила его и понесла в другую комнату, где ставни были открыты и Дэйма уже привела в порядок свою постель.
Позже, вспоминая это время, Маара всегда в первую очередь задерживалась мыслью на ощущении тяжести, веса Данна, боли в спине, руках и шее. Дэйма понимала ее положение и придумывала способы отвлечь мальчика, призвать его на помощь или дать какое-то мелкое надуманное поручение, чтобы только облегчить положение Маары, позволить ей немного отдохнуть.
Еда на столе: та же белая штуковина, на этот раз с простоквашей. Мааре на эту пищу и смотреть не хотелось, но она знала, что другого не дадут, приходилось есть. И Данн тоже ел безропотно. В миске Дэймы еды было гораздо меньше.
«Пищи тут не хватает», — поняла Маара.
Они встали из-за стола, и девочка спросила:
— Можно осмотреть дом?
— Начни с этой комнаты.
Маара внимательно огляделась и сразу заметила, что тут нет ни гравировок, ни цветных росписей на стенах. Над головой солома, кое-где свисавшая клочьями. Все блоки каменной кладки гладкие, одинаковые размером и формой, швы между ними не заделаны массой, которую она привыкла видеть между камнями. Камни соединяются плотно, но есть в стене и щели, которые можно использовать. Например, всунуть туда палку и что-то на нее повесить — лампу или еще что-нибудь. Из стен торчали крюки, на которых висели всякие ложки, плошки да ножи. Вся посуда, из которой они ели за завтраком, висела на таких крюках и крючках.
Маара прошла в комнату, в которой они с Данном ночевали. Эту комнату она уже изучила, знала и маленькую уборную, примыкающую к ней, с глубокой дырой, уходящей вертикально вниз. Рядом с дырой стояли ящик с землей, из которого торчала лопатка, и кувшин с водой для подмывания. Для вытирания ничего на стенках не висело, потому что коричневая ткань не намокала, а в сухом здешнем воздухе влага между ногами испарялась почти мгновенно.
Данн понесся за сестрой, догнал, схватил ее за руку:
— Маара, Маара!..
Подошла Дэйма, прошла в помещение, отделенное от спальни занавесом. В этом помещении на полу в центре торчали три почерневших от сажи камня, между ними зола и остатки головешек. Здесь Дэйма готовила пищу. На стенах закопченные котелки и сковородки. Тут потолок тоже каменный, над очагом проделана дыра, от нее спускается веревка, при помощи которой отверстие для выхода дыма можно закрыть каменной заслонкой, например, в случае дождя. Веревкой давно не пользовались, на ней вверху болталась старая паутина. Стены кухни выложены грубым камнем, без всякого декора, зато с зазорами, сквозь которые кое-где можно видеть то, что делается снаружи. Из кухни дверь еще куда-то, запертая тяжелым деревянным брусом с цепью. Дэйма отперла цепь большим ключом, сняла засов, открыла дверь. За дверью темное помещение без окон. Дэйма вошла туда, зажгла светильник на стене и свечу в напольном канделябре. В углу Маара заметила что-то вроде большого каменного ящика. Чтобы заглянуть в него, она отделалась от хватки Данна и подтянулась на руках до края этого ящика. Резервуар для воды. Маара уселась на краю, свесив ноги, и Данн тут же принялся дергать сестру за лодыжки и ныть противным голосом. Подальше у стены еще один каменный ящик, побольше, и деревянный сундук, вроде тех, в которых они хранили вещи дома. Девочка спрыгнула на пол, снова взяла брата за руку. Дэйма подняла его на руки, и он не возражал. Он уже привык к новой опекунше, даже прижался к ней, сунул в рот палец и зачмокал. Противно зачмокал, омерзительно. Дэйма как будто не слышала. Маара отошла подальше, ко второму каменному ящику, и обнаружила в нем белую пыль. Ага, вот что они едят. Она сунула в пыль палец, облизнула его… Вкуса не поняла. Да и не было у этой пыли никакого вкуса.
— Это растет в поле?
— Мы едим только корни.
— Здесь растут?
— Нет, больше не растут. Воды не хватает.
— А откуда тогда?..
— Привозят с севера, продают нам.
— А если не привезут?
— Будет голод.
— Чмок, чмок, чмок… — Данн бесил Маару, хотелось закричать на него, ударить…
Она с трудом сдержалась, но тут же устыдилась своей раздражительности и заплакала. Утирая слезы, подошла к деревянному сундуку, крышку которого едва подняла — тяжело. Внутри одежда. Такая, какую они носили дома. Туники, штаны, шарфы, платки разных цветов, красивые, изящные вещи, сделанные из растений, которые потом убила засуха, или из ниток, которые вытягивались из червячков. Маара не трогала вещей, чтобы не испачкать их и не закапать слезами, но очень ей хотелось зарыть руки в эти вещи, гладить их, мять, прижимать к лицу… Она смотрела на вещи и плакала, слушая, как противный Данн сосет свой противный палец. Дэйма вздохнула, вытащила палец изо рта малыша. Он тут же уткнулся ей в шею и зарыдал.
«Бедная Дэйма, — подумала Маара. — Достались ей двое нытиков и хором ревут…»
Девочка пересилила себя и перестала плакать.
Она тщательно вытерла руки и осторожно погладила лежавшую сверху ярко-желтую вещицу. Дома тоже хранили такую одежду бережно, следили за ней, потому что знали: новой такой уже не будет.
Маара осторожно опустила крышку сундука и оглядела серые слепые стены. На каменной полке лежали брошенные абы как коричневые «скальные» тряпки. Чего их беречь, уж с ними-то ничего не случится.
Она подошла к еще одной двери, на этот раз каменной, движущейся по канавке, слишком для нее тяжелой. Дэйма отодвинула и эту дверь. Света от напольной свечи из кладовой хватило, чтобы увидеть, что в комнате пусто, но стены украшены фрагментами цветных росписей.
— Потом сможешь подробнее рассмотреть картинки, — сказала Дэйма.
Она прошла эту комнату и открыла еще одну дверь. И та комната пуста. Чтобы осветить ее, Дэйма чиркнула о стену спичкой.
— Еще две комнаты. Всего четыре пустых комнаты.
— И в них тоже картинки?
— В двух из четырех.
Они вернулись тем же путем, Дэйма закрыла и заперла кладовую. Потом отнесла заснувшего Данна на его постель.
— Хорошо, что он спит. Может быть, дурные события забудутся, сгладятся в памяти.
Старуха и девочка прошли в столовую, сели к столу.
— Начнем? — спросила Дэйма.
Маара думала о многом сразу и хотела отказаться, но как-то само собой изо рта вылетело:
— Да. — Она облизнула губы и начала: — Четыре пустые комнаты. Значит, в других домах мало людей, иначе они бы пришли сюда. Они ушли?
— Многие умерли от засухи и болезней. Многие ушли на север.
— То же, что и в Рустаме. Он наполовину опустел.
— Да, знаю.
— Откуда знаешь?
— Идут люди с юга, идут с севера. Рассказывают. Все меньше народу передвигается. Два месяца назад был один. Сказал, что в Рустаме воюют.
— Два месяца… Я не знала, что там война.
— Наверное, родители не хотели тебя пугать, Маара.
