- Кто вам говорит о графине де Монлюсон? Не от неё же, полагаю, зависит экспедиция.
Олимпия улыбнулась.
- Вы так усердно хлопочете за графа де Колиньи, - продолжала она, - и никогда ничего не просите для себя самого. Почему это?
- А что же мне ещё просить, когда я сижу один с обергофмейстериной королевы, одного взгляда которой добиваются все придворные, когда та, кто была Олимпия Манчини, самая прелестная из прелестных племянниц великого кардинала, благоволит меня принимать и выслушивать, когда наконец эта царица красоты, графиня де Суассон, позволяет мне подносить к губам ручку самой пленительной женщины в королевстве?
Графиня не отняла руки, взглянула на него нежно и кокетливо, и спросила:
- А вам очень хочется, чтобы граф де Колиньи был назначен командовать армией, которую посылает король на помощь своему брату, императору германскому?
- Это было бы мне дороже всего, если бы, когда я добьюсь этого, не оставалось бы ещё другого, что мне ещё дороже.
- Что же это такое?
- Ваш гнев не поразит меня, если осмелюсь признаться?
- Прошу вас.
- Раз так, графиня, то я больше всего дорожу желанным случаем броситься к ногам той, которая дает мне возможность выполнить долг благодарности!
- У вас такие основательные доводы в пользу графа де Колиньи, что я начинаю находить его честолюбие совершенно законным... Я решаюсь поговорить с королем.
- Когда же, графиня?
- Да сегодня же вечером, может быть.
- Тогда наше дело выиграно, - сказал он, опускаясь на колени.
Олимпия встала и сделала ему знак уйти.
- Я отсылаю вас не потому, что рассердилась, но вы меня взволновали рассказами о войне, любви и славе... Мне нужно остаться одной, подумать. Мы скоро снова увидимся. Надеюсь, вы окажетесь достойны моего участия.
Югэ поклонился и вышел. Вечером, разговаривая с Брискеттой, Олимпия сказала:
- Он умен, этот граф де Монтестрюк... Он пойдет далеко!
- Надеюсь, что какой-нибудь добрый ангел ему в этом поможет.
- Добрый ангел или благодетельная фея.
- Я именно это и хотела сказать.
В этот самый день, около полуночи, когда Югэ, окончив свою службу в Лувре, возвратился в отель Колиньи, Коклико подбежал к нему, вздохнул, как будто уставши от ожидания, и сказал:
- Граф! Там кто-то вас давно ожидает.
- Кто такой?
- Кузен... Нет, кузина дьявола... Посмотрите сами.
Монтестрюк взглянул в ту сторону, куда указывал Коклико, и увидел у подъезда черный силуэт женщины, закутанной в широкий плащ с капюшоном на голове. Он сделал шаг к ней, она сделала два шага и, положив легкую руку ему на плечо, спросила:
- Хочешь идти со мной?
- Куда?
- Если бы я могла сказать это, то сказала бы с первого слова.
Коклико потянул Югэ за рукав, нагнулся к его уху и прошептал:
- Граф, вспомните, умоляю вас, маленького слугу, который совсем недавно завел вас в засаду.
- Одно и то же не случается два раза подряд, - ответил Югэ.
- В тот же день, может быть, и не случается, - проворчал Коклико, - но через несколько недель может случиться!
- Если ты боишься, то оставайся, - продолжала женщина, - если влюблен, то пойдем.
- Идем! - отвечал Югэ, с минуту уже внимательно наблюдавший за незнакомкой.
Схватив Югэ за руку, она повернула за угол улицы, подошла к карете, возле которой стоял лакей, сделала знак, подножка опустилась, одним прыжком она вскочила в карету и пригласила Югэ сесть рядом.
Пошел скорей! - крикнула она.
Кучер стегнул лошадей и карета исчезла из глаз испуганного Коклико, который собирался бежать за своим господином.
- Он, может, и останется цел в этот раз, - прошептал честный слуга, но я умру, если так пойдет дальше!
Пока он готовился провести бессонную ночь, карета с Монтестрюком и незнакомкой неслась по лабиринту парижских улиц. Гасконца занимали, казалось, мысли менее печальные. Вдруг он охватил рукой тонкий стан таинственной незнакомки и спросил весело:
- А в самом деле, куда это ты везешь меня, душечка, Брискетта?
- Ах! Ты меня узнал!
- Разве иначе я позволил бы себя похитить?
Говоря это, он откинул капюшон, закутывавший голову шалуньи, и звонко поцеловал её.
- Дело не во мне, - сказала она, возвращая ему поцелуй, - это ты крадешь у одной знатной дамы, которая на тебя рассердилась бы, узнав, что мы с тобой целуемся.
- А! Разве в самом деле, графиня де Суассон...
- Ничего не знаю, кроме того, что у графини есть очень важная для тебя новость, и что она хочет передать её только тебе самому. Она полагает, что заслужит этим твою вечную благодарность. Кажется даже, что передавая мне это, она сделала особое ударение на последнем слове.
- Я и буду ей благодарен, Брискетта. Но, ради Бога, дай мне совет... Особа, пользующаяся вниманием короля, - особа не обыкновенная, ты её хорошо знаешь. Что я должен делать и как говорить с ней, когда мы останемся с глазу на глаз?
- Делай и говори, как со мной... Видишь ли, в каждой женщине сидит Брискетта.
Карета остановилась у длинной стены на пустынной улице. Брискетта выскочила из кареты и постучала особенным образом в узкую калитку, выкрашенную под цвет стены и закрытую до половины плющом. Калитка тихо отворилась и Брискетта бросилась, ведя за собой Югэ, в сад, в глубине которого виднелся в темноте маленький домик, окруженный высокими деревьями. Брискетта смело пошла по усыпанной мелким песком дорожке, все извилины которой были ей хорошо знакомы.
Они подошли к скромному павильону, в котором, казалось, никто не жил. Снаружи он был безмолвен и мрачен, ни малейшего света не было заметно в щелках ставен.
- Э! - прошептал Югэ, - вот и таинственный дворец!
- Скажи лучше - замок спящей красавицы, только красавица теперь не спит, - возразила Брискетта глухим голосом.
Она вложила маленький ключик в замок, дверь повернулась на петлях бесшумно, и Югэ вошел в помещение, пол которого был покрыт толстым ковром. Здесь было ещё темнее, чем в саду. Югэ послушно следовал за Брискеттой, которая уверенно ступала в этой темноте. она подняла портьеру, поднялась без малейшего шума по лестнице, остановилась перед узенькой дверью и толкнула её. Тонкий, как золотая стрела, луч света прорезывал темноту в комнате, в которую вступил Югэ.
- Ступай прямо на свет, - шепнула ему на ухо Брискетта. - Тебе под руку попадется дверная ручка, отворяй - и желаю тебе успеха.
Она исчезла, а Югэ пошел прямо к двери. Легкий душистый запах и приятная теплота охватили его. Он нашел ручку и отворил дверь. Целый поток света хлынул ему навстречу.
Он вошел в круглую комнату, обтянутую шелковой материей. Огни больших подсвечников отражались в венецианских зеркалах. В изящном камине трещал огонь, на доске стояли дорогие часы, на крышке которых сидел Амур с приложенным к губам пальцем. В этом благоуханном приюте никого не было.
Удивленный и взволнованный, Югэ оглянулся кругом. Вдруг незаметная в складках китайского атласа
