— Я, пожалуй, поеду домой спать.
Стелла и Эндрю дружно запротестовали: еще слишком рано, надо как следует провести День подарков, а потом позавтракать у них на квартире. Марта с улыбкой покачала головой — в эту минуту Пэрри крепко сжал ей руку своей лапищей.
— Я загляну завтра, — сказала она, повторяя слова Донавана, но, подумав, что ее уход может быть истолкован так же, как и его уход, прошла вдоль стола и, подойдя к человеку, которого звали Долли, пожала ему руку, сказав, что надеется с ним еще встретиться.
Она заметила, что Стелла одобрительно кивнула ей, а Эндрю улыбнулся. Сам же Долли расцвел такой благодарной улыбкой, что Марта даже смутилась.
Она вышла с Пэрри, трепеща и волнуясь под его пристальным взглядом. На ней было платье из цветастого крепа, которое она купила не подумав — оно было и не в ее вкусе и не во вкусе Донавана, ибо, увидев его, он сказал лишь: «О господи, Мэтти!» А выплачивать за него придется по десять шиллингов в месяц в течение всего будущего года — сейчас она жалела, что приобрела его. Но рука Пэрри, обвивавшая ее талию, казалось, говорила, что Марте все простительно — даже дурной вкус. Они молча доехали до ее дома; у калитки он, ни слова не говоря, вышел из машины и последовал за нею. Марта стала искать ключ, от души надеясь, что никто из знакомых не проедет сейчас по их улице. Но две клубные машины все же промчались мимо; до Марты донеслось: «Привет!» — и она сердито буркнула: «Вот черт!», поспешно сунула ключ в скважину и вошла в свою комнату. Тут она снова помедлила, но все решил за нее Пэрри: поднял ее на руки и отнес на постель.
— Шшш! — невольно прошептала она: ведь миссис Ганн спала по другую сторону тонкой стенки.
— Ничего, крошка, — нежно прошептал Пэрри, восторженно глядя на лежавшую перед ним Марту.
Он смотрел на нее так долго, что Марте показалось, будто она видит себя его глазами и ей тоже нравятся и это раскрасневшееся лицо, и опухшие глаза, и растрепанные волосы. Он наклонился, желая поцеловать ее, — она отогнала стоявший перед ее мысленным взором образ самой себя и закрыла глаза, готовясь забыть обо всем. Но поцелуй длился — все более требовательный, словно вызывавший на сопротивление. Губы Пэрри впились в ее губы — ей стало больно, и она подумала: «Он медлит, хочет меня испытать», — и сразу очнулась, снова увидев себя его глазами. Настороженно следила она за ним, готовая к сопротивлению. Он лег с ней рядом и прижал ее к себе. Марта набралась из романов поэтических описаний любви, а из медицинских учебников — описаний научных, но она не была подготовлена к тому обряду любви, которому самозабвенно следовал Пэрри. И когда он взял было ее руку и потянул вниз, на себя, ее рука как бы оцепенела; он потянул сильнее, моля: «Ну помоги же мне, крошка, помоги!» — и принялся ласкать грудь Марты.
Марта села на кровати и гневно спросила:
— Какого черта, что тебе от меня надо? — Сказано это было просто так, для риторики, но он принял ее слова всерьез и тотчас изобразил на лице поистине собачью преданность, а ее это только еще больше рассердило, и, настороженно вглядываясь в его лицо, на котором появилось не менее настороженное выражение, она воскликнула: — Ты мне просто противен! — Но, подумав, что он может неправильно ее понять, она поднялась с постели, тряхнула головой, откидывая волосы, и холодно сказала: — Видно, ты только и можешь что баловаться и вести себя как мальчишка, но… любить девушку по-настоящему — это тебя, должно быть, шокирует! — Она была вне себя. Он медленно приподнял свое большое тело и сел. «Какой у него глупый вид», — подумала Марта. Пэрри был так удивлен, что не успел даже возмутиться. Марта поспешила воспользоваться этим и продолжала: — Интересно, сколько лет ты… баловался с девушками в машинах? После танцев ты ведь на что угодно способен… кроме самого главного.
Его молчание, которое, вообще-то говоря, никак не являлось следствием того, что он с ней согласен, действовало ей на нервы; Марте то и дело приходили в голову фразы из книг, но она отбрасывала их, чувствуя, что это все не то, и тем больше злилась на себя за свой нескладный детский лепет, за то, что ничего не может толком объяснить ему.
Теперь уже Пэрри возмутился, и не на шутку. Он поднялся, его крупное волевое лицо стало жестким, а в глазах появилась обида.
— Э-э, крошка, так ты можешь попасть в беду, — предостерегающе, но все еще нежно сказал он.
Она фыркнула — возбужденно, слегка презрительно и спросила:
— В какую же?
— Никогда не поверил бы… крошка, никогда не поверил бы… — пробормотал он. Его дерзкие голубые глаза растерянно и недоуменно смотрели на нее. Чувствовалось, что Пэрри озадачен — точно перед ним дотоле никогда не виданное существо. И, запинаясь, он сказал: — А ведь ты мне нравишься, крошка, очень нравишься. Давай поженимся.
Теперь она, не веря своим ушам, посмотрела на него и расхохоталась. Она вся тряслась от смеха, с которым никак не могла совладать, а он, краснея все больше и больше, прищурился, и на лице его появилось неприятное, злое выражение. Что-то пробормотав, он выскочил наконец из комнаты и хлопнул дверью.
Услышав стук входной двери, Марта вспомнила о миссис Ганн, которая лежала за стеной на своей почтенной вдовьей постели, и от души пожелала, чтобы шум не разбудил ее. До Марты донеслось осторожное поскрипывание пружин. «А, черт бы его побрал!» — подумала она. Растерянная, дрожа от злости и презрения, она стала твердить себе (это казалось ей совершенно необходимым), что она права, а он возмутительно не прав; раздумывая об этом, она не торопясь разделась, аккуратно сложила одежду на стул и легла. Она решила, что будет спать целые сутки — надо же отоспаться за все бессонные ночи.
Но Марта не смогла сразу уснуть. Ей было жарко, она металась на постели, сгорая от стыда. Потом вспомнила о Джоссе и немного успокоилась: она была убеждена, что он разделил бы ее взгляды. А Пэрри и «вся эта компания» — еще мальчишки, они годами таскаются за всеми по очереди девчонками в клубе да болтают всякую чушь, вроде: «Извини меня, крошка» или «Помоги мне, детка»… И после этого он посмел смотреть на нее такими глазами да еще предложил ей выйти за него замуж, точно… Нет, он просто сумасшедший, он совсем свихнулся. Наконец Марта села и закурила, должно быть, пятидесятую сигарету со вчерашнего вечера. Дверь в ее комнату приоткрылась, и показалось бледное, взволнованное лицо миссис Ганн, а затем и она сама.
— Войдите, — резко сказала Марта.
— Я решила принести вам чаю, — сказала миссис Ганн, протягивая Марте полную до краев чашку. А сама исподтишка оглядывала комнату.
«Ищет доказательств», — презрительно и возмущенно подумала Марта.
— Мне послышались голоса, — осторожно начала миссис Ганн. — У вас кто-то был?
— Один молодой человек, он привез меня домой, — сказала Марта, — и только что ушел.
«Думайте что вам угодно», — добавила про себя Марта, глядя на миссис Ганн. А та вздохнула и, избегая встречаться с Мартой взглядом, заметила, что, наверно, скоро пойдет дождь: «Взгляните на небо!» Затем посетовала, что Марта, должно быть, решила совсем не спать по ночам и… Тут миссис Ганн взглянула на Марту, но та спокойно выдержала ее взгляд. Марта допила чай, вернула чашку, поблагодарила и, сказав, что будет теперь спать до утра, отвернулась к стенке.
Миссис Ганн задернула занавески, преграждая доступ первым лучам солнца, и ворчливо заметила, что Марте и в самом деле не мешает поспать: уж больно плохо она выглядит. Хозяйка, шлепая ночными туфлями, побродила еще по комнате, увидела одежду Марты, аккуратно сложенную на стуле, и, по- видимому, немного успокоилась. Марта, конечно, может сама за собою смотреть, не очень уверенно заметила она и вышла, унося пустую чашку. А Марта в это время уже крепко спала. Проснулась она оттого, что Стелла трясла ее за плечо, весело приговаривая, что Марта — ленивая девчонка: ведь шесть часов вечера, пора чего-нибудь выпить, а потом всей компанией ехать в кино.
Марта ворча вылезла из постели и оделась. Она не стала спрашивать, кто это «вся компания», ибо в ее представлении их компания по-прежнему состояла из шести человек.
— Что у вас с Пэрри произошло вчера? — ревниво спросила Стелла и усмехнулась.
Смущенно улыбнувшись, Марта сказала, что они поссорились. На это Стелла спокойно заметила, что Пэрри ужасный увалень и слишком скучен для Марты. Получив такое подтверждение своим взглядам, Марта
