Со мной это случалось не раз.
Но впервые, отдавая должное внешнему облику и признакам, которые говорят о принадлежности к определенному полу, я чувствовала, что существует другая, глубинная истина. Я знала, что рядом со мной Назар, тот самый Назар, с которым я встретилась в Коши. Возможно, если бы сначала я познакомилась с Родией, мне было бы так же трудно произвести любое другое имя.
Свет становился ярче, и я не сводила глаз с Родии, словно пытаясь открыть для себя неведомую истину. Это существо было Назаром и Родией одновременно… За этим женским обликом скрывался иной, хорошо знакомый мне человек. Но помимо этой загадки было и кое-что еще. Родия выглядела пугающе бледной, это было хорошо заметно, когда на поворотах на ее лицо падал свет… Я подумала, что она могла побледнеть, увидев свет, или в результате какой-нибудь болезни… В подземелье я не имела возможности хорошенько рассмотреть свою спасительницу: освещение было слишком тусклым, а мои мысли были заняты другим…
Ее вид встревожил меня до глубины души. Чтобы отвлечься, я попыталась проанализировать то, что мне было известно о недавних событиях, и попробовать сложить разрозненные факты в целостную картину.
Когда меня посадили в тюрьму, Родия прежде всего боялась, что канопианские талисманы попадут в руки жрецов и те употребят их во зло. Пока Гракконкранпатлу не удалось украсть ни одного предмета, наделенного силой Канопуса.
Во-вторых — и Родия очень надеялась, что я не обижусь на нее за то, что этот пункт был не первым, — ей нужно было вызволить меня из тюрьмы. Она убедила жрецов, что мне подвластны силы, которых нужно бояться. Они поверили, что с помощью этих сил я уничтожила свои украшения. Впрочем, нельзя сказать, что они были единодушны, — Повелители, или Верховные Жрецы, на встречу с которыми меня водила Родия, в какой-то момент готовы были вывезти меня из города, чтобы я убралась восвояси. Но они видели, что я действительно «спустилась с небес». Они не могли стереть это событие из памяти рабов. Поэтому было решено объявить меня врагом, которого привели в город злые силы. Испокон века врагов публично приносили в жертву. Если бы я исчезла без следа, это могло бы подорвать авторитет правящей касты, которая держала народ в подчинении с помощью страха. Поэтому в конце концов было решено не нарушать традиций и вырезать мне сердце в храме. И все же Родии удалось посеять в их душах сомнение…
Когда меня заставили взобраться на жертвенник, все замерли в страхе. В этот момент жрецы начинают кричать, что они мертвы. Они взывают к своим Богам, отождествляя себя с будущей жертвой, которая погибнет через несколько мгновений. В их трактовке, которая с точки зрения здравого смысла кажется абсурдом, жертва и убийца представляют собой единое целое. Выкрикнув «Смерть Мертвому!», я вынесла приговор всему жречеству. Позади каменного истукана находился камень, который перемещался с помощью системы рычагов и использовался, чтобы устраивать различные трюки во время подобных церемоний, обманывая людей. Услышав мой выкрик, жрецы оцепенели, а затем бросились врассыпную, спеша оказаться подальше от того места, где стояла я. Родия и ее сообщники отодвинули камень и затащили меня в подвальное помещение под храмом. Это было самой опасной частью плана, поскольку жрецы оказались достаточно умны и быстро опомнились. Нас спасло то, что мы действовали очень быстро. Под подвальными помещениями, где жили рабы, находились подземные ходы, по которым можно было добраться куда угодно. Жрецы плохо ориентировались в подземельях, и это спасло нам жизнь. Родия знала эти катакомбы как свои пять пальцев. Преследуя нас, охрана жрецов бежала то по соседнему тоннелю, то у нас над головой и вполне могла столкнуться с нами на повороте, но Родия знала старую, заброшенную систему туннелей, которую в незапамятные времена построили рабы, пытаясь совершить побег. Отыскав вход в этот подземный лабиринт, мы были спасены.
Мы вышли из-под земли на склоне высокой горы и оказались в скалистом ущелье, заросшем кустарником. Мрачный город жрецов остался далеко внизу. Я видела, как рабы, которым хватило смелости бежать вместе с нами, бросались на нагретую солнцем землю, целовали ее и плакали. А когда они поднимали лица от красноватой земли к солнцу, мне казалась, что на их бледных щеках буквально на глазах начинает проступать румянец. То же самое заметила и Родия, которая стояла чуть поодаль, ожидая, пока беглецы немного успокоятся.
Она прочла мой немой вопрос и пояснила:
— Это те, кого мне удалось уговорить и кому я могла доверять.
Это было так просто и так очевидно. Она не могла сказать ничего другого! «До чего же суровы законы, которым нам приходится подчиняться!» — подумала я тогда. Внизу, в холодных, темных подземельях города жрецов, жили рабы. Некоторые из них родились во тьме и не знали другой жизни. Могли ли они откликнуться на призыв себе подобной, да еще той, что имела возможность командовать ими и мучить их… И все же каким-то чудом рабы догадались, что на эту женщину можно положиться, что она заслуживает доверия. Те, кто понял это, теперь целовали землю на склоне горы и поднимали бледные лица к солнцу. Некоторые из них испытывали подобное впервые в жизни. Этого было достаточно, чтобы простить Родии все, — ведь если бы не она, мое сердце уже лежало бы в луже крови в чреве каменного идола. Она поняла, о чем я думаю, и усмехнулась. Впервые я заметила в ней внешнее сходство с Назаром. В ту минуту передо мной был Назар, вместе со мной он размышлял о жестокой необходимости… Это ощущение было таким острым, словно мы с ним опять оказались на вершине башни, за окнами которой идет снег.
Я видела, как Родия успокаивает своих подопечных, заставляет их подняться на ноги и указывает на склоны гор на севере. Им предстояло пробираться туда лесами, а наш путь лежал в другую сторону. Когда они ушли — всего их было около пятидесяти, — улыбаясь и благодарно махая руками на прощанье, Родия, порывшись в складках своего платья, извлекла украшения и отдала их мне. Когда я надела их — сначала обруч на бедро, потом пояс с прохладными сияющими камнями, затем браслеты и, наконец, ожерелье, — я почувствовала, что благодаря тайной силе украшений мой разум прояснился, мысли стали четкими, а туман в голове рассеялся. Мое недавнее состояние казалось теперь таким же чудовищным, как подземелья города жрецов. Наслаждаясь ясностью мыслей, я посмотрела на Родию. И вновь мне показалось, что она страдает какой-то страшной болезнью, вроде проказы. Женщина выглядела такой бледной и изможденной, точно ее лицо было запорошено пеплом. Прежде мне не доводилось видеть ничего подобного. Ее лицо, руки, ноги выглядели словно увядшая листва, все ее тело съежилось, как порой случается с трупами. А в ее волосах, черных и блестящих от природы, появились белые пряди.
Родия перехватила мой взгляд и сказала:
— Сирианка, ты видишь симптомы дегенеративной болезни, которой страдают жители Шикасты.
— Неужели вырождение Роанды достигло такой степени?
— Теперь примерно в середине жизни, а иногда и раньше у них начинают появляться признаки увядания. Этот процесс ускоряется из поколения в поколение. При этом они не помнят, что еще недавно с ними не происходило ничего подобного.
Я не сразу оправилась от ужаса. Я попробовала представить, каково приходится этим несчастным, запертым в ловушке своего слабеющего тела, и удивилась: неужели Канопус, который владеет методами, позволяющими избавляться от тела по собственному желанию, не в состоянии помочь бедным созданиям?
Родия вздохнула и усмехнулась точно так же, как посмеивался Назар:
— У нас другие приоритеты. Поверь мне. У нас есть масса других, более срочных дел.
— Приоритеты определяет Необходимость, — заметила я насмешливо.
Она улыбнулась в ответ и сказала:
— Вот именно, сирианка, Необходимость!
На этой знакомой ноте мы начали свое путешествие на восток через долины и перевалы гор, которые тянулись вдоль побережья. Мы карабкались вверх и спускались вниз, но двигались не спеша.
— Нам ничто не угрожает, — сказала Родия. — Потому что самая страшная угроза иногда становится нашей защитой.
Когда я попросила ее объяснить, что она имеет в виду, моя спутница внимательно посмотрела на меня своими темными глазами, и я заметила, что вокруг их радужки появилась бесцветная кайма — роандианское
