мрак.
Она очнулась от чего-то непонятного. Было мокро и холодно. Невыносимо холодно. Кажется, ее тело куда-то волокли. Она приоткрыла один глаз, но ничего не увидела, кроме железного клепаного пола, и решила закрыть его снова. Мокро и холодно. Снова качает волной, это она тонет. Это ее опять швыряет под лодку, а там — нет воздуха, и она все равно тонет. И какой-то голос. Он что-то говорит. Очень быстро и взволнованно. Между прочим, знакомый голос. Но чей?
Сильвия снова приоткрыла глаза. На этот раз оба. Ага. Она на яхте. На той самой ненавистной яхте, где Алекс…
— Алекс.
Она хотела добавить, что ненавидит его, но не смогла.
— Сильвия! Любимая моя!
— Алекс. — Челюсти свело судорогой.
— Да, это я! Я с тобой!.. Девочка моя… Очнись! Очнись ради бога!
Зачем, интересно, он так громко кричит, если ей мокро и холодно? Мокро и холодно.
— Сильвия!
Алекс прижимал ее к себе, целовал лицо, спутанные волосы, а море шумело, раскачивая яхту все сильнее.
Она ничего не понимала.
— Ты узнаешь меня? Ты слышишь меня? — Он взял ее на руки и унес в каюту, где на них тут же обрушилась тишина.
Через несколько минут, показавшихся ему бесконечными, Сильвия открыла глаза и, судя по выражению лица, смогла оценить обстановку.
— Алекс.
— Сильвия, я чуть не умер от страха! Что ты наделала? Девочка моя любимая… Как можно?! Разве я могу тебя потерять?!
— Какого черта… — выдавила, наконец, она и скрипнула зубами, потому что челюсти снова сомкнулись, на этот раз непонятно отчего, от холода или от злости.
— Это я! Это я, ты узнаешь меня? — Он снова начал покрывать поцелуями ее лицо. — Как же хорошо, что ты цела… любимая моя.
Сильвию начал бить озноб. Говорить было практически невозможно.
— Что. Ты. Здесь. Делаешь?
Он поднес бокал с коньяком к ее губам:
— Выпей. Так будет лучше.
Она сделала глоток, но жидкость только обожгла пищевод, а теплее не стало.
— Мы приплыли за тобой. Ник там, пытается управлять. Такой шторм! Ты — безумная, если умчалась так далеко, одна…
— Холодно.
— Холодно? Сейчас. Сейчас. Вот я дурак! Сразу надо было…
Алекс начал сдергивать с нее мокрую одежду, и Сильвия в бессильной злобе закрыла глаза. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, иначе влепила бы ему сейчас увесистую затрещину! Зачем он раздевает ее?
— Холодно!!!
— Сейчас, я поменяю одежду. Ты вся мокрая… Господи, как же хорошо, что ты цела.
Алекс суетился, пытаясь укутать ее в шерстяной плед, очень колючий. Сильвия не сопротивлялась, исподтишка наблюдая за ним. Таким она его за все время их знакомства еще не видела. Он был какой-то совсем не тот. Совсем не Алекс — нахальный, самоуверенный и саркастичный. Это был какой-то другой Алекс, и Сильвия вдруг вспомнила, что в последний раз над ней так суетилась мама, когда она подхватила воспаление легких и с высоченной температурой лежала в бреду…
— Что с тобой? Сильвия, потерпи. Здесь нет запасной одежды, но, когда мы приплывем, я тебя…
Она отвернулась и вдруг тихо заплакала, вспомнив мать. Как хочется сейчас к ней! Вот кому бы она поплакалась и пожаловалась на все свои неудачи.
— Перестань, девочка моя. Любимая моя, все прошло. Все хорошо. Мы скоро вернемся на берег…
Он целовал ее щеки, скулы, губы. Невольно Сильвия стала отвечать на поцелуй: сначала нежно, потом с нарастающей страстью. Еще минута, и кровь пробежала по ее жилам горячей волной, тело отозвалось на ласки, и Сильвия притянула Алекса к себе.
Это было необходимо, чтобы согреться. Это была страсть, минутная, неудержимая как инстинкт, который обострился сейчас, на грани жизни и смерти. Она только что побывала по ту сторону и, вернувшись, хотела одного — быть кому-то нужной. Любить. А еще — согреться.
— Алекс, мне холодно…
Где-то там наверху Ник пытается вести яхту. А мы здесь занимаемся любовью. Это несправедливо, думала Сильвия, снова утопая в блаженстве.
Но это было недолго. Всего несколько минут. Она сама отстранилась от него и, завернувшись в плед, забилась в угол дивана.
— Что с тобой? Девочка моя, любимая…
Алекс придвинулся к ней и попытался обнять, но она со злостью откинула руку и затараторила:
— Я больше не твоя девочка, спасибо, что помог согреться, не придавай значения тому, что произошло сейчас.
— Как это?
— Очень просто. Это был вынужденный секс. Можно сказать, медицинская процедура. Надеюсь, что тебе это тоже принесло пользу.
— Что ты такое говоришь?! — Он схватил ее в охапку, как огромный букет, и принялся смотреть в глаза. — Ты из-за этой истории обиделась, да?
— Алекс… Пусти, мне больно! Алекс, это все в прошлом. Я больше не хочу говорить с тобой. Все.
— Но я люблю тебя. И это правда. И то, что я оказался… не тем, за кого поначалу себя выдавал. Просто это работа.
— А мне все равно. — Она сама удивилась, как холодно и равнодушно звучат ее слова.
— Я должен был сам тебе все объяснить. Жак не умеет разговаривать с женщинами. Просто я не успел: обстоятельства изменились слишком резко. Сильвия, прости меня.
— Я сказала, мне все равно. Где моя одежда?
— Какая одежда, Сильвия? Ответь мне. Я не верю, что тебе все равно.
— Зря.
— Нет! Я люблю тебя, ты любишь меня. И никаких обманов.
— Я тебя не люблю!
— Но как же тогда то, что между нами сейчас произошло?..
— Это — медицина.
— Перестань молоть чепуху. — Он снова обнял ее, посадил к себе на колени и принялся целовать.
— А ну пусти!
— Такое может быть, только когда люди любят друг друга. Такая «медицина» невозможна между посторонними.
Он был прав, и поэтому Сильвия разозлилась:
— Алекс, ты предал меня, ты поступил, как последний… Ты просто… Да у меня руки не двигались, иначе бы я сразу выгнала тебя! И вот! — Она вдруг с силой ударила его по щеке. — Вот что я хотела бы тебе сказать!
Она вскочила с его колен и стояла посреди каюты. Плед упал с ее плеч на пол, но ей было все равно, что она стоит голая.
— Но я же не врал тебе! Я просто не все говорил!
— Врал. И вот что, Алекс. Тебе просто не повезло: после Фрэнка мне надоело прощать подлецов! И
