На губах Карлы появилась розовая пена. Она схватила шприц и сделала попытку вонзить его в тело неподвижной Лесли.
В тот же момент Аллард бросился к кровати, резко отпихнув Карлу, упал на нее, придавив к полу. Но она, бешено извиваясь, высвободилась, резко рванула платье, а потом всадила иголку себе в грудь.
Затем она судорожно всхлипнула, голова ее несколько раз дернулась, потом Карла Питерс затихла, на сей раз навсегда.
Майк с трудом поднялся на нога, посмотрел на мертвую Карлу:
— Красивая, — пробормотал Тим Карлтон, обращаясь то ли к Майку, то ли к самому себе.
— Красивая, — кивнул Аллард.
— Может, все к лучшему. Я даже рад, что теперь ее не повесят, — задумчиво произнес Карлтон.
14
Две недели спустя Майк вез Лесли в «ягуаре» в Лондон. Они возвращались от его матери. Вечерний воздух был наполнен летними ароматами. Страшные события, свидетелями и участниками которых они стали, отошли в прошлое, как обрывки кошмарного сна.
Майк и Лесли вошли в тот самый паб, где началось их знакомство. Уже стемнело, и бар был полон, но им удалось найти свободное место у стойки, как раз там, где они сидели в тот памятный день. Молли Фенвик хлопотала в другом конце стойки. На какое-то время Майк и Лесли погрузились в молчание, потом девушка тихо сказала:
— Ты удивительный человек, Майк.
— Я уже от тебя это слышал. Если ты примешься постоянно твердить мне это, я заважничаю.
— Что поделать, это в самом деле так. Ты такой милый. Страшное слово — применительно к мужчине. Но мне так хорошо в твоем обществе.
— Ну что ж, моя мать считает очень милой и тебя, — улыбнулся Майк.
— Правда?
— Конечно. Разве ты не заметила этого за те две недели, что у нее прогостила?
Лесли не ответила. Она смотрела на стойку бара и чертила указательным пальцем невидимые круги. Потом она задумчиво произнесла:
— Мне показалось, что я ей немножко нравлюсь, но…
— Она просто без ума от тебя, если тебе интересно это знать. — Майк помолчал и добавил: — А между прочим, она отнюдь не всегда… — Он вдруг смущенно осекся.
— Сходит с ума от твоих подруг? — подсказала Лесли.
— Ну что-то в этом роде. Хотя она не видела их всех.
— Господи, да их целый полк?
— Гораздо меньше.
— А сколько же?
— Надо проверить по картотеке.
Лесли закинула ногу на ногу и сказала:
— Сколько бы их там ни было, но ты, я полагаю, мужчина опытный.
— Как-никак мне тридцать восемь. В общем не такой уж я сердцеед… Так, изредка…
— Только когда ты не сочиняешь очередную пьесу?
— Если тебе угодно… Но что это — допрос?
— Допрос, — кивнула Лесли и рассмеялась. — Просто мне хочется побольше узнать о тебе.
— Я и так уже разболтал слишком много. Но ты лучше успокойся, а то я отвезу тебя назад в Соннинг.
— Если это обещание, то я, пожалуй, поймаю тебя на слове. Но чтобы пощадить твои чувства, я готова сменить тему. Как ты стал драматургом? Что делал до того?
— После школы я пошел в армию, — сказал Майк. — А потом решил начать писать. И я нанимался на разные спокойные работы, чтобы оставалось время сочинять. Ну а потом я понял то, что понимали до меня сотни таких же простачков: я выбрал самую тяжкую долю, — и он улыбнулся.
— Как-то трудно представить тебя в каморке под крышей, доедающим последний кусок хлеба, Майк.
— Я не голодал, хотя, наверное, если бы жил только на литературные заработки, то этим бы все и кончилось. По крайней мере, на первых порах. Потом мне удалось устроиться помощником режиссера в маленький театрик. Там я много чего повидал, много чему научился и написал пьесу. Потом еще одну. Обе они были поставлены, но в маленьких театрах. Зато третья пьеса прошла на «ура» в Вэст-энде. Она продержалась в репертуаре пятнадцать месяцев.
— И ты познал вкус славы?
— Если угодно. Хотя у нас говорят — ты стоишь столько, сколько стоит твоя последняя пьеса. Но эта, кажется, тоже получилась ничего.
— Сколько известных актрис-красавиц ты узнал, — вздохнула Лесли.
— Опять ты за старое!
— А ты как думал! Я страшно ревнива.
— Ничего подобного. Ты просто прикидываешься.
— Все женщины ревнивы. Это наша единственная общая черта.
— На твоем месте я не очень бы беспокоился. У меня нет ощущения, что женщины сходят с ума, как только видят меня.
— А ты взгляни на себя в зеркало.
— Нет, мне решительно нужно купить себе шляпу побольше, — рассмеялся Майк. Он покосился на Молли Фенвик, которая двинулась в их сторону.
— Ой, мистер Аллард! Здравствуйте!
— Я все думал, когда же вы соблаговолите обратить на нас внимание!
— Извините! Отвлекли с того краю. А у меня сейчас проблемы с персоналом. Что будете пить?
— Две больших кружки горького?
— Есть… Рада видеть вас опять, мистер Аллард. А то я без вас как-то соскучилась. Уезжали?
— В каком-то смысле.
— Интересно провели время?
— Я бы не сказал.
— Ничего, самое интересное для вас сейчас — это ваша пьеса. Главное чтобы ее играли как можно дольше, — сказала Молли, ставя перед ними кружки. — А я говорила вам, что успех будет большой, — добавила она.
— Верно, — кивнул Майк. — И за это я хочу купить вам выпивку. Что желаете?
— Джин с тоником, только через минутку. А то я вижу там двое очень волнуются, что их никто не обслуживает. — И она торопливо двинулась туда, где маялись двое джентльменов, мечтавших поскорее утолить жажду.
— Майк, — с упреком проговорила Лесли. — Ты должен ей обязательно рассказать, что произошло.
— Почему?
— А потому, что все равно об этом вот-вот начнут трубить все газеты.
— Ну, поскольку дело касается наших спецслужб, то особого шума не будет. Хотя, конечно, утечки не избежать. Ладно, перед уходом посвящу Молли в наши игры.
— Золтану предъявят обвинение?
— Да, хотя он не виновен в гибели Мартин и Рэнсома и план к нему так и не попал. Его взяла Карла. Надеюсь, все же удастся доказать, что Золтан — мозговой центр всей операции. Но давай сегодня об этом не говорить.
Лесли зябко поежилась.
