— Что произошло? — раздался голос Салимана.
— Произошло то, о чем говорил нам лизеренец, но у нас не хватило разума выслушать мага внимательно. Он вылечил мои ноги, ускорив ход процессов в теле. К несчастью, ему пришлось ускорить их все, а не только те, что в ногах.
Джабал состарился. Волосы побелели, а кожа натянулась, покоробилась и стала похожа на влажный пергамент, высушенный на солнце. Хотя мускулы его были сильны, в позе и походке чувствовались не стати молодого человека, а осторожные, выверенные движения того, кто знает, что жизнь клонится к закату.
— Моя вина не меньше, чем его, — признал бывший гладиатор. — Я пил дополнительные порции его снадобья, полагая, что тем только ускорю исцеление. Когда маг заметил это, было уже поздно, да к тому же свою часть договора он выполнил. Я могу ходить, даже бегать — в точности как он говорил. Вот только вождем мне больше не быть. Любой торговец с дубинкой может сразить меня, что уж говорить о воинах, с кем мы собирались помериться силой. — Повисла тишина, в которой Джабал чувствовал себя все более неуютно. — Ну что же, Хаким, — заметил он с наигранным добродушием, — вот ты и получил свой рассказ.
Как следует подай его, и деньги на вино тебе обеспечены на целый год.
Старый сказитель принял свою любимую позу и рассеянно почесался.
— Прости меня, я ожидал лучшего конца.
— Я тоже, — недовольно отозвался Джабал, присаживаясь напротив Хакима с чрезвычайной осторожностью. — Но раз получилось так, выбор у меня невелик. Разве я не прав, Салиман?
Посмотри мне в глаза и скажи, что сейчас ты размышляешь о том, к кому бы тебе обратиться, чтобы организовать мщение.
Или ты хочешь солгать и ответить, что я по-прежнему могу сразиться с Темпусом?
— Вообще-то я как раз собирался поговорить об этом, — признался Салиман, отведя в сторону взгляд. — Я много размышлял с тех пор, как мы расстались, и сейчас чувствую, что нам ни при каких обстоятельствах не следует преследовать Темпуса.
— Что? Но ведь он…
— ..Поступил так, как на его месте поступил бы любой другой, имеющий силу, — закончил за Джабала Салиман. — Мы сами виноваты, мы были слишком открыты, бравировали своим богатством и властью и ходили в своих ястребиных масках по улицам, тем самым став легкой мишенью для всякого имеющего достаточно храбрости и умения нам противостоять. Слабое место гладиаторов в их гордости, желании демонстрировать силу там, где этого не требуется. Мудрец будет тихо наблюдать и использует свое знание против врагов. Темпус сделал то, что надлежало сделать нам.
Джабал слушал со всевозрастающим изумлением.
— Ты хочешь сказать, что мы не будем ему мстить?
— Нам всегда была нужна власть, а не мщение, — ответил Салиман. — Если у нас имеется возможность прийти к власти без кровопролития, то так и надо поступить. Разве столкновение с Темпусом — единственный путь взять в Санктуарии власть?
Если нет, то нужно воспользоваться иным.
— Ты все время говоришь «мы». Взгляни на меня. Что толку в лидере, который не может сражаться сам.
— А принц Китти-Кэт? А Молин Факельщик? — с усмешкой возразил Салиман. — А сам император?
— Как часто ты обнажал меч в последние два года? — вмешался Хаким. — Ряд стычек я мог и пропустить, но, насколько я могу припомнить, — лишь раз, да и того поединка ты мог избежать.
— Я сражался в день налета, — невозмутимо отозвался Джабал.
— И меч не помог тебе тогда — во время зенита твоего могущества и силы, — привел свой главный довод помощник Джабала. — Можно сражаться не только мечом, да ты так и поступал годами, хотя твое сознание гладиатора не позволяет в этом признаться.
— Но я не могу сражаться один, — упорствовал работорговец, и в голосе его послышался тщательно скрываемый страх. — Кто захочет присоединиться к старику?
— Я, — заверил Джабала Салиман, — если этот старик — ты.
Ты богат, знаешь город и обладаешь умом, который не менее изощрен, чем меч в твоей руке. Ты можешь управлять городом, я уверен в этом и готов связать с тобой свое будущее.
Джабал задумался на миг. Возможно, он поспешил. Возможно, найдутся и другие, подобные Салиману.
— Так каким образом можем мы создать тайную организацию? Как можем мы быть невидимыми и вместе с тем могущественными? — осторожно спросил торговец.
— Во многом это окажется легче, нежели действовать открыто, чем мы занимались в прошлом, — рассмеялся Салиман. — Я вижу это так…
— Простите меня, — Хаким поднялся на ноги, — но я боюсь, что вы переходите к обсуждению вопросов, которые сказителю слышать небезопасно. Когда-нибудь в другой раз я выслушаю их, если, конечно, у вас сохранится желание поделиться ими со мной.
Джабал помахал рукой сказителю на прощание, но мозг его блуждал уже где-то далеко, углубившись в тщательный анализ возможностей, о которых говорил Салиман. Он и впрямь может попытаться это сделать. Санктуарии являет собой город, держащийся на алчности и страхе, а Джабал искушен в умелом использовании и того, и другого.
Да, невзирая на все перемены в городе, он может добиться этого. Задумчиво меряя шагами хижину, Джабал призвал наконец Салимана, чтобы тот кратко проинформировал его обо всем, что произошло в
