Они не собирались появляться сами. Они были очень осторожны, эти последователи Вашанки, и никогда не появлялись в покоях Ишад.
Она, Ишад, была нечистью, ее комнаты в домике были завешены отнюдь не коврами, а плащами и шелком. Это забавляло ее: Ишад нравились вещи яркие и блестящие, занавески, грубо окрашенные в огненный цвет, наваленный кучей изумрудный бархат — все неухоженное, неприбранное. Рубиновое ожерелье кровавой ниткой тянулось через заваленный вещами позолоченный стол; кровать, никогда не заправлявшаяся, а лишь прикрытая муаровым шелком и пыльной драпировкой. Она любила яркие цвета, хотя и избегала их в своей одежде. Она носила черное под цвет волос воронова крыла, а глаза…
Но раб не смотрел в них.
— Подними глаза, — повелела Ишад, ознакомившись с посланием, и раб последовал приказанию. В нем медленно нарастал страх, ибо Ишад приковала его своим взором. — Недавно я оказала услугу одному человеку. Похоже, теперь твои хозяева думают, что я буду вечно служить им. Они ошибаются. Они понимают это?
Губы раба сложились в беззвучный отрицательный ответ.
Было видно, что у него нет желания стать поверенным чьих-то тайн. Да или нет — все, что она хотела услышать, но его сознание блуждало где-то далеко.
— Ты знаешь, что здесь написано?
«Нет», — снова донесся немой ответ.
— Им нужен работорговец Джабал. Это удивляет тебя?
Ответа не последовало. Был только ужас, которому все труднее и труднее было сопротивляться, ужас, возбуждавший ее подобно крепкому вину. Ишад забавлялась с ним и презирала его хозяев. В глубине души Ишад посмеивалась над этим явным подношением. Ведь она не была животным и всегда прекрасно отдавала себе во всем отчет. Подойдя ближе, она взяла раба за руку и, словно в магическом ритуале, пошла по кругу. Завершив шествие, Ишад взглянула на него снизу вверх, ибо раб был высок ростом.
— Кто ты? — спросила она.
— Меня зовут Хаут, — ответил раб едва слышным шепотом, устремив взгляд сквозь нее.
— Ты рожден рабом?
— Я был танцором в Каронне.
— Долг?
— Да, — ответил посланец, все так же не глядя на Ишад.
— Но, — продолжала Ишад, — ты не кароннец?
Хаут молчал.
— Северянин?
Раб вновь не ответил. По его лицу тек пот, но он не двигался, не мог, даже и не пытался, подвластный ее воле, Ишад почувствовала бы это.
— Уверена, они всякий раз расспрашивают тебя обо мне.
И что ты им отвечаешь?
— А разве есть что им рассказать?
— Я сомневаюсь, что эти люди не могут добиться своего. Ты предан своим хозяевам? Ты знаешь, чего они хотят?
Краска залила лицо раба.
— Нет, — грустно ответила на свой вопрос Ишад, — иначе бежал бы, даже зная, какой будет расплата. — Она коснулась раба, как трогают прекрасный мрамор. Желание, страсть по прекрасному жгли ее.
— На сей раз, — продолжила Ишад, усмирив бурю чувств, — я приму дар.., но поступлю так, как считаю нужным. Задняя дверь дома, Хаут, выходит на реку. Это очень удобно для меня — трупы редко всплывают, пока не достигнут моря, ведь так? Они не ожидают вновь увидеть тебя… Иди, слышишь? Иди куда хочешь, я отпускаю тебя.
— Ты не можешь.
— Возвращайся, если есть желание, хотя я на твоем месте поступила бы иначе. Послание не нуждается в ответе, ты понимаешь это? Я бы бежала, Хаут… Подожди-ка. — Подойдя к шкафу, Ишад вынула красивый синий плащ. Многие посетители оставляли здесь свои вещи, и в гардеробе имелось порядочное количество плащей, сапог, рубах. Бросив рабу плащ, Ишад подошла к столу и написала записку. — Отнеси письмо обратно, если хочешь. Ты умеешь читать?
— Нет.
Ишад усмехнулась.
— Здесь написано, что ты свободен. — Взяв кошелек со стола, тоже кем-то оставленный, Ишад вложила его Хауту в руку. — Оставайся в Санктуарии или возвращайся домой. Решай сам.
Возьми мою записку. Они могут убить тебя, но могут и пощадить, если прочтут ее. Уходи и поступай, как сочтешь нужным.
— Они убьют меня, — запротестовал раб.
— Доверься записке, — прозвучал ответ, — или воспользуйся черным ходом и мостом через реку.
Женщина махнула рукой. Поколебавшись немного, Хаут направился было к выходу, но повернулся и
