проходимцу? Разве не могут эти мысли пойти дальше и прийти к заключению — мудрому на его взгляд — что принимая во внимание все факты, Ганс скорее опасен, нежели ценен?
Раз так, то Принц-губернатор может посчитать, что будет лучше, если он, а тем самым Санктуарий и вся Империя, избавит себя от таких забот. Возможно, что Принцу придет в голову мысль, что без присутствия Ганса на земле мир может стать немного лучше. Вряд ли кто будет особо сожалеть, если некий нахальный молодой вор найдет преждевременный конец.
Ганс вздохнул и его передернуло. Напряженно сидя на роскошном диване, он снова и снова перебирал возможные варианты, не видя для себя ничего хорошего. Вскоре разрозненные мысли обрели законченную форму.
«Я свалял дурака. Я сделал это из гордости, думая какой я умный. Да, я неглупый вор, но иногда с соображением у меня туговато! Пока я здесь, он может пойти и поставить подпись на документе, который передаст мне, только на сей раз это будет приказ убить меня. Чума на мою голову, что я натворил!»
«Ничего, — сказал себе Ганс, с глубоким вздохом вставая на ноги, — есть надежда, что все обойдется. Теперь нужно убраться из дворца так, чтобы ни Кадакитис, ни кто-либо иной не догадался, что он побывал в цитадели». Посмотрев вокруг, вор тяжело вздохнул еще раз. Как все-таки трудно удержаться от соблазна и не прихватить что-нибудь с собой!
Приняв решение, Шедоуспан подошел к окошку и принялся устало выбираться вон из Губернаторского дворца и его окрестностей.
2
— События складываются так, что мне нужна помощь, — заметил Принц-губернатор Кадакитис, — и я не вижу никого, кого можно было бы заставить или попросить помочь мне.
— Включая меня?
— Тебя, Ганс, тоже. Более того, если ты откажешься, я не вижу возможности наказать тебя.
— Рад это слышать, но я никогда не думал, что есть вещи, не подвластные даже губернатору, а тем более Принцу.
— Ну вот, Шедоуспан, теперь это для тебя не секрет. Даже Китти-Кэт не всевластен.
— Вам нужна помощь и церберы бессильны оказать ее?
— Почти так, Ганс, имперская гвардия не может оказать мне помощь, по крайней мере, я так думаю.
— Ваше Высочество, умоляю вас присесть, чтобы я мог последовать за вами.
Пройдя по толстому ковру, устилавшему тайные апартаменты, Кадакитис присел на краешке вытканного павлинами покрывала. Знаком он предложил Гансу сесть:
— Присядь на диван, Ганс, или на подушки, если желаешь.
Вор кивнул и развалился на подушках, погасив улыбку по поводу роскоши. Вчерашней ночью он сидел на диване, и о том не подозревала ни единая живая душа, а сегодня предпочел роскошные подушки, обитые
— То ли я где-то что-то услышал, то ли вы только что сказали мне, что вам нужна моя помощь в деле, которое не по плечу даже церберам — Имперской Элите. Разве Ваше Высочество не может на них положиться? Или вы не хотите, чтобы они были посвящены в тайну? — Изобразив на лице откровение, Ганс спросил: — Речь идет о чем-то… незаконном?
— Не собираюсь подтверждать или опровергать то, что ты сказал, — Принц просто глянул на Ганса, и тому пришла в голову мысль, что парень прошел неплохую школу придворных интриг, при том, что собеседники были примерно одного возраста.
— Да простит мне Ваше Высочество такие слова… начальник его охраны не мог пропустить без внимания такое… поручение.
Принц продолжал смотреть на Ганса, а его светлая бровь слегка поднялась над до неприличия красивой прядью желтых волос. Тут уже Ганс уставился на Кадакитиса.
— Темпус! Это касается Темпуса, так?! Я не видел его уже несколько недель.
Кадакитис отвел глаза, глядя на цветастый енизедский гобелен.
— Я тоже.
— Он не на задании Вашего Высочества?
— Если ты ограничишься в разговоре одним местоимением, мы сэкономим уйму времени. Нет, я никуда его не посылал. Он пропал без вести. Кто мог бы желать ему такого?
Ганс терпеть не мог быть в роли информатора, но не отвечать на этот вопрос особой причины не было:
— Добрая половина жителей города, если не больше. Примерно столько, сколько желает, чтобы пропал без вести губернатор, прошу прощения, Ваша Честь, или Император, если не вся Имперская столица.
— Хм-м. Империя построена ценой завоеваний, а не любви, пускай зачастую это одно и то же. Но я желаю править здесь честно. По справедливости.
Ганс задумался:
— Возможно, вы оказались справедливее, чем мы предполагали.
