Керд ответил, что в доме всего один слуга-садовник, да и тот лежит без сознания.
— Понятно, — произнес Ганс, — думаю, что ему явно хочется полежать скрученным. — Вытащив ножи из двери и рукава, он приказал Керду повесить лампу.
— Ты не можешь…
Ганс легонько ткнул его ножом:
— Могу. Беги, жалуйся Принцу-губернатору, как только сумеешь. Сейчас ты можешь умереть с позором. Я попытаюсь ударить тебя в живот так, чтобы перед смертью ты помучился несколько дней. Надеюсь, что ты умрешь от гангрены.
Керд так и поступил, подвесив ее на крюк, который оказался за дверью. Когда он повернулся, Ганс ударил его ногой в пах.
— Если у тебя там что-то осталось, — заметил вор, не глядя на мужчину, который с налитыми кровью глазами повалился на колени, раскинув руки. Ганс поспешил к садовнику, лежащему рядом с одеялом, которым его хозяин тушил пожар. Он связал коротышку так, что тот никогда не сумел бы сам освободиться.
Еще через несколько минут Ганс привязал его хозяина к одному из столов. Ему пришлось заткнуть рот кляпом, поскольку Керд перешел от угроз к самым безрассудным обещаниям. Разделавшись с ними, Ганс повернулся к Темпусу.
— Тейлз, их не развяжут даже за целый мешок золота. Теперь, во имя всякого бога, следует ли мне вынести тебя отсюда в город, друг?
Понадобилось минут пять, чтобы Ганс понял его речь.
— НЕТ, ОСТАВЬ МЕНЯ ЗДЕСЬ, Я ВЫЛЕЧУСЬ. СНАЧАЛА ПАЛЬЦЫ. ЗАВТРА Я УЖЕ СМОГУ ХОДИТЬ.
Ганс положил его обратно, принес вина, одеял и нечто вроде пудинга. Зная, что Темпус ненавидит свою беспомощность, юноша покормил его, помог выпить около литра вина, накрыл одеялом, проверил, хорошо ли привязаны Керд и его слуга, убедился, что дом закрыт и только тогда вышел.
Хирургические инструменты, сумку с деньгами и постельные принадлежности он вытащил за дверь лаборатории экспериментов над людьми. Он ни за что не ляжет в кровать монстра или на один из этих столов. Ганс решил улечься на полу в комнате садовника, но только не у Керда. Ему-ничего не нужно было от него.
Вот ценные ножи и сумка денег — другое дело.
Проснувшись на рассвете, Ганс оглядел трех спящих мужчин, вздрогнул и вышел из палаты, которая при свете дня казалась еще ужаснее, чем ночью. Вор нашел сосиску, подумал и решил ограничиться хлебом. Только боги и Керд знали, из какого мяса она сделана. В сарае Ганс отыскал тележку и мула. Изрядно попотев, он вытащил Темпуса через прорубленный в стене проход и уложил его в повозку, куда заранее подостлал соломы, прикрыв по плечи. Шрамы на теле Темпуса уже казались старыми, почти зажившими.
— Тебе не нужно от Керда несколько пальцев или нос, или еще чего-нибудь?
Темпус вздрогнул. Он попытался что-то сказать, и Ганс понял, что это слово
— Ты хочешь… оставить их на потом?
Темпус кивнул.
—
Вывезя Темпуса, Ганс потратил большую часть денег Керда на то, чтобы снять помещение и нанять немую и почти слепую старуху, а заодно купил легкую пищу, вино, одеяла и плащ. Он ушел, оставив Темпуса наедине со служанкой и унеся с собой лишь несколько монет да тяжелые воспоминания. За деньги он воспользовался услугами прекрасного лекаря, который не улыбнулся и не проронил ни звука, пока очищал и забинтовывал ранки, которые, по его словам, прекрасно заживут.
После этого Ганс проболел почти целую неделю. Оставшиеся три монеты принесли ему снотворное в виде хорошей выпивки.
Еще неделю юноша боялся, что может где-нибудь столкнуться с Темпусом, но этого не произошло. После того, как поползли слухи о некоем мятеже, он испугался, что может больше не увидеть Темпуса, и естественно, что он с ним повстречался. Тот был здоров и без единого шрама. Ганс повернул обратно прежде, чем тот его заметил.
Променяв кое-какие вещи на крепкое вино, он напился и пролежал так почти целый день. Ему не хотелось ни воровать, ни встречаться с Темпусом или Кадакитисом. Он мечтал, мечтал о двух богах и девушке шестнадцати лет. Об Ильсе, Шальпе и Мигнариал. И негашеной извести.
Диана Л.ПАКССОН
НОСОРОГ И ЕДИНОРОГ
— Зачем, спрашивается, ты вернулся? — ледяной прием Джиллы прервал слабые попытки Лало объяснить, почему он не ночевал дома. — Или последняя таверна в Санктуарии захлопнула перед тобой дверь? — Она уперлась кулаками в широкие бедра, мясистая плоть на плечах колыхалась под короткими рукавами.
Лало отступил назад, зацепился пяткой за ножку мольберта, и вся эта мешанина из растрескавшегося дерева и костлявых конечностей с грохотом рухнула на пол. Ребенок испуганно заплакал. Пока Лало ловил ртом воздух, Джилла одним прыжком подскочила к колыбельке и прижала ребенка к груди, укачивая и успокаивая его. Из окна доносились крики старших детей и их приятелей. Эти звуки смешивались со стуком тележных колес и зычными возгласами торговцев, расхваливающих товар на базаре.
