остановилась, потрясенная. Лало проследил за ее взглядом, посмотрел на картину, и кисть выпала из его рук.
На лице, смотревшем на них с мольберта, были сузившиеся от алчности глаза и губы, растянутые в хищной усмешке. Рыжие волосы пламенели, как лисий хвост, а стройные ноги были согнуты, словно перед прыжком. Лало содрогался, переводя взгляд с девушки на картину и обратно.
— Ты, чокнутый сукин сын, что ты со мной сделал? — она бешено налетела на него, потом схватила нож для растирания красок и принялась кромсать холст. — Это не я! Это ужасно! Ты ненавидишь женщин! Ты и отца моего ненавидишь, но погоди! Ты еще будешь жить на Подветренной стороне с нищими, когда он доберется до тебя!
Пол задрожал и к ним подбежала Джилла. Лало отшатнулся назад, когда она возникла между ним и полуобнаженной девушкой, схватила Зорру за запястье и сжимала его, пока та не выронила нож на пол.
— Оденься, потаскуха! Я не допущу, чтобы мои дети слышали такие ругательства! — зашипела Джилла, забывая о том, что дети слышали гораздо более сильные выражения, когда ходили на базар.
— И ты заткнись, жирная свинья! — Зорра отскочила и начала втискиваться в свою одежду. — Тебе и у Эмоли будет тесно, я надеюсь ты сдохнешь под забором, где ты и родилась! — дверь за ней с треском захлопнулись, и они услышали, как она загрохотала вниз по ветхой лестнице.
— Надеюсь, она свернула себе шею. Ее папаша так и не удосужился починить ступеньки, — спокойно сказала Джилла.
Лало с трудом нагнулся, чтобы поднять нож.
— Она права… — он подошел к изрезанной картине. — Будь он проклят… — прошептал он. — Он провел меня — он знал, что именно это должно случиться. Пусть все боги проклянут Инаса Йорла!
Джилла взглянула на картину и расхохоталась.
— Нет… в самом деле, — покатывалась она, — редкостное сходство. Ты видел только ее смазливое личико. А я-то знаю, что она за штучка. Ее жених покончил с собой, когда она бросила его ради той гориллы из охраны Принца. Такая лисица своего не упустит, и на картине это ясно видно. Ничего удивительного, что она так взбесилась!
Лало всхлипнул:
— Но меня обманули…
— Нет. Ты получил то, о чем просил, бедный мой глупыш. Ты нарисовал душу этой законченной дряни!
Лало прислонился к выщербленной ограде заброшенной верфи и рассеянно смотрел на расплавленное золото, разлитое над морем заходящим солнцем. Ему хотелось слиться с этой красотой и забыть о своем отчаянии. «Нужно только забраться на эту ограду и упасть вниз…» Он представил, как горькая вода смыкается над ним, и наступает благословенное избавление от боли.
Потом он посмотрел вниз, и его пробила дрожь, не только от прохладного ветра. На темных водах колыхались отвратительные ошметки, которые когда-то были частями живых существ — требуха, стекающая по водостокам с санктуарских боен. Лало затошнило при мысли о том, что эта вода коснется его тела. Он отошел от берега и присел возле заброшенной рыбацкой лачуги.
«То, что кажется наиболее прекрасным, — подумал он, — оказывается наиболее ужасным внутри!»
Большой корабль величественно пересек гавань, миновал маяк и скрылся за мысом. Лало захотелось уплыть на таком судне, но он был слишком неловок для моряка, и слишком уязвим для сухопутного жителя. Даже таверна не сулила утешения. В «Зеленом Винограде» его поздравят с успехом, который теперь уже невозможен, в «Распутном Единороге» его попытаются ограбить, а потом изобьют до бесчувствия, когда обнаружат его нищету. Разве сможет он даже Каппену Варре объяснить, что с ним случилось?
Дощатый настил, на котором он сидел, задрожал под тяжелыми шагами. Джилла… Лало напрягся, ожидая ее обычных обвинений, но она только вздохнула, словно ее отпустил тайный страх.
— Я так и думала, что найду тебя здесь, — отдуваясь, она опустилась рядом и протянула ему глиняный кувшин с узким горлышком. — Лучше выпей сейчас, пока не похолодало.
Он кивнул, сделал пару больших глотков душистого травяного чая с вином, и поставил кувшин рядом.
Джилла закуталась в шаль, вытянула ноги и прислонилась спиной к стене. Две чайки прямо в воздухе сцепились из-за куска рыбы. Тяжелая волна разбилась о волнорез, и снова все стихло.
В этом совместном молчании, согретом чаем и телом Джиллы, что-то глубоко спрятанное внутри Лало начало высвобождаться.
— Джилла, — сказал он наконец, — что же мне делать?
— С двумя другими моделями тоже не получилось?
— Они оказались еще хуже Зорры. Тогда я начал рисовать жену Портового мастера… Хорошо, что я успел разорвать набросок прежде, чем она его увидела. Она была похожа на свою комнатную собачку! — он еще отхлебнул.
— Бедный Лало, — Джилла покачала головой. — Ты не виноват в том, что все твои единороги превращаются в носорогов!
Он вспомнил старую басню о носороге, который посмотрел в волшебное зеркало и увидел там единорога, но это не утешило Лало. «Неужели красота — только прикрытие испорченности, или это верно лишь для Санктуария?» — он внезапно разрыдался.
— О, Джилла! Я подвел тебя и детей. Мы разорены, понимаешь? У меня даже надежды не осталось!
Она повернулась, не дотрагиваясь до него, словно понимая, что любая попытка утешения будет напрасной.
