человек, а следовательно и эпоха, в которой он живет, склонны жить задним умом.
Теперь он и бог примирились — с него было снято проклятие и тень страдания, которое оно бросало на всю его жизнь. Все его тревоги, связанные с Принцем, утихли. Зэлбар прошел через все испытания огнем и вернулся к исполнению своих обязанностей, успокоившись и как следует призадумавшись. Его отвага вернется к нему. Темпус знал этот сорт людей.
Джабала он оставил Кадакитису. Он всегда хотел расправиться с ним таким способом, к которому прибегали все бывшие гладиаторы — к сражению один на один. Но теперь в этом не было никакого смысла, так как этот человек уже никогда не сможет нормально передвигаться, если он вообще когда-нибудь встанет на ноги.
Ведь мир вовсе не был так нелепо прекрасен, как это высокомерное летнее утро, которое не знало, что оно утро Санктуария и которое, как казалось Темпусу, должно было быть окровавленным, кричащим или наполненным мухами, жужжащими над головой. Нет, человек на своем жизненном пути не раз напарывается на шипы.
Был еще воришка по имени Ганс, который, несомненно, выражал свое сочувствие к Абарсису всякий раз, когда это было в его интересах, но так и не пришел к пасынкам, несмотря на неоднократные предложения Темпуса. Про себя Темпус думал, что он, может быть, еще и придет, что он попытается дважды вступить в одну и ту же реку. Когда его ноги достаточно остынут, он выйдет на берег зрелости. Если бы он мог лучше сидеть на лошади, то, возможно, гордость и позволила бы ему присоединиться к ним сейчас же, но пока он только насмешливо улыбался.
Ганс должен найти свой путь. Но он не являлся объектом особого внимания Темпуса, хотя тот с радостью взял бы на себя это бремя, если бы Шедоуспан выказал хоть малейшее желание помочь нести его.
Однако оставался еще не решенным вопрос с его сестрой Саймой и решать его должен был только он один, и сложность этой головоломки заставляла его лихорадочно искать возможные варианты решений, то принимая их, то отбрасывая, подобно тому, как боги засевают одно поле за другим. Он мог бы убить ее, изнасиловать, сослать или терпеть, не вступая с нею в конфронтацию.
Он совершенно не учел того факта, что она и Культяпка влюбились друг в друга. Такого с ней никогда не случалось.
Темпус ощутил внутри себя какой-то шелест — это было чувство, спрятанное в самых глубоких тайниках его души, которое подсказывало ему, что бог собирается говорить с ним. «Молчи!» — предупреждал он бога. Они чувствовали себя неловко, словно любовники после испытания разлукой.
«Мы можем осторожно забрать ее, а потом она уедет. Ты не можешь допустить ее присутствия здесь. Увези ее. Я помогу тебе», — говорил Вашанка.
— Стоит ли тебе заниматься предсказаниями? — пробормотал Темпус себе под нос, отчего Трес Абарсиса насторожил уши, прислушиваясь. Он похлопал жеребца по шее и велел ему быстро скакать вперед. Они держали путь к небольшим восточным владениям Ластела.
«Постоянство — одна из моих черт», — многозначительно звучал голое бога в голове Темпуса.
— Ты не получишь ее, о Пожирающий. Ты, кто никогда не может насытиться, в этом единственном деле ты не достигнешь триумфа. Что же такое должно произойти между нами, чтобы стало ясно, кто есть кто? Я не могу допустить этого.
«Ты допустишь», — голос Вашанки прозвучал так громко в его голове, что Темпус вздрогнул в седле, а Трес сбился с шага, укоризненно посмотрев на него, чтобы понять, что означает это перемещение веса.
Темпус остановил лошадь посреди дороги и долго сидел, не двигаясь, окруженный прохладой раннего утра, и ведя внутреннюю борьбу, в которой не могло быть победителя.
Через некоторое время он повернул лошадь и пустил ее вскачь обратно к казармам, от которых недавно отъехал. Пусть остается с Культяпкой, если ей так хочется. Она встала между ним и богом еще раньше. Он не готов отдать ее богу, и не готов к тому, чтобы вновь поставить себя под проклятие разорвать на куски то, что с таким огромным трудом было сшито и такой дорогой ценой. Он думал об Абарсисе и Кадакитисе, о непокорных людях из внутренних районов страны, и он обещал Вашанке любую другую женщину, которая должна быть избрана богом еще до заката солнца. Без сомнения, Сайма останется там, где она находится сейчас. Он позаботится о том, чтобы Ластел следил за нею.
Лошадь Абарсиса мягко фыркнула, будто бы в знак согласия — до казарм оставалось рукой подать. Но Трес не мог знать, что этим простым решением его седок одержал самую великую победу из всех побед во всех войнах всех империй. И Трес, чье брюхо тряслось между коленями Темпуса, издал громкий трубный звук, но вовсе не потому, что его всадник одержал победу над самим собой и своим богом, а от того сильного воодушевления, которым лошади приветствуют наступление прекрасного дня.
Линн ЭББИ
ПОСЛЕСЛОВИЕ. ТО, ЧТО НЕ СКАЗАЛ МНЕ РЕДАКТОР
Я едва нанесла последний удар по моему третьему варианту для книги «Мир воров», когда Боб спросил, не хотела бы я написать послесловие к книге «Тени Санктуария». От такого предложения я не смогла отказаться, хотя не имела ни малейшего представления, как можно облечь в слова опыт совместной работы над тремя томами «Мира воров». После многих неудачных попыток изложить эссе на бумаге я начала подозревать, что, вполне возможно. Боб и сам не смог найти нужных слов. Когда он предлагал писать мне эпилог, то улыбался, а обычно с ним такие вещи не проходят. Увы. Вот еще один пример Того, Что Не Сказал Мне Редактор.
Вообще-то многое из того, что нам не сказал редактор, было то, что он не знал и сам. Мы все пребывали в полном неведении насчет лицензированной нами вселенной, когда в 1978 году на Босконе начал осуществляться проект «Мир воров». Все казалось на удивление простым: мы обменяемся персонажами, помещая их на одной карте улиц, Боб сочинит историю, Энди Оффут создаст мифологию, а нам останется спуститься на землю и написать от пяти до десяти тысяч слов. Тут мы сделали первое неожиданное открытие: Санктуарий не есть нечто воображаемое, но склад ума, признанный Американской ассоциацией психиатров.
Мы думали, что спустились на землю, а вместо этого оказались на палубе корабля. Боб ничего не сказал о том, что нам и впрямь нужно было знать, а из нас никто не, собирался указывать, что надо делать тому, кто создал весь этот бедлам. Раз так, то каждый автор прибегнул к своим маленьким жизненным злоключениям, чтобы привнести в наши рассказы нотки «твердости» и «реализма». Моя «цыганка» читала «Арканы Тара», общалась с некромантами, воровала трупы и наблюдала сцены насилия на улицах
