белых открыток приклеены к стене. Скорее всего владелец стола вовсе не собирался украшать комнату, а просто импульсивно прилепил их туда. На одной из открыток я узнал Чарли Паркера, сжимающего в мясистых руках саксофон. Этот джазмен был идолом моего отца, являлся для него, возможно, символом ушедшей юности.
Молодой человек на матрасе держал книгу Карла Юнга «Воспоминания, сновидения, размышления». Сверхкозел, очевидно, только что вручил книгу ему и, должно быть, превозносил эту работу философа до небес, когда я вошел в комнату.
— Привет, — тепло поздоровалась со мной девушка.
Я замер в середине комнаты, уставившись на них.
— Ты Эверет, не так ли? — спросил Сверхкозел, прежде чем я успел заговорить.
— Откуда вы знаете мое имя?
— Ты живешь в нашем квартале, — объяснил он, — я не раз видел тебя на улице.
— Думаю, пора спуститься вниз, Сверхкозел, — внезапно заговорил молодой человек, засовывая книгу под мышку и вставая с матраса. — Надо перекусить, пока еще не все доели.
— Мне хочется потанцевать, — заявила девушка.
— Значит, увидимся внизу, — сказал Сверхкозел, и молодая пара удалилась.
— Осматриваешь дом? — спросил у меня Сверхкозел, как только мы остались одни.
— Разыскиваю кое-кого, — соврал я.
— Мне кажется, какие-то ребята ошиваются на заднем дворике.
— Нет, она поднялась наверх.
Я хотел, чтобы он думал, будто у меня есть подружка.
— Ладно, расслабься, — улыбнулся Сверхкозел.
Полагаю, он ждал, когда я покину его комнату, однако не показывал виду, что я надоедаю ему своим присутствием.
— Почему вы живете здесь? — спросил я.
— Благодаря друзьям, — ответил он. — Они помогли мне, когда я потерял работу.
— Вы больше не супергерой?
Сверхкозел пожал плечами.
— Некоторые люди сочли, что я слишком откровенно высказываюсь по поводу войны во Вьетнаме. В любом случае мне хотелось добиться успеха где-то в глубинке.
— Почему вы не засекречены?
— Я не такого уж высокого ранга.
— Но как вас звали раньше?
— Ральф Герстен.
— А чем занимался Ральф Герстен?
— Он пару лет преподавал в колледже.
— Так почему же вы перестали быть Ральфом Герстеном?
— Примерно в то время, когда застрелили президента Кеннеди, я вдруг понял, что я не Ральф Герстен. Он остался частью моей старой жизни, от которой я стремился избавиться. Вот почему я стал Сверхкозлом. Я превратился в него, хорошо это или плохо.
Я не совсем понимал, что он хотел этим сказать, и поспешил сменить тему разговора.
— Вы курите траву?
— Иногда.
— Расстроились ли мистер и миссис Герстен после того, как вы отказались от своего имени?
— Кто они такие?
— Ваши родители.
Сверхкозел улыбнулся.
— Они не настоящие мои родители. Меня усыновили.
Мне вдруг надоел этот разговор.
— Пойду вниз, Сверхкозел.
— Хорошо, Эверет. Надеюсь, мы еще увидимся.
Я спустился по лестнице, вышел в плохо освещенный грязный дворик и сразу смешался с другими подростками, к которым уже присоединялись веселящиеся взрослые, покидавшие дом. Теперь мы, пацаны, могли пить пиво, оставленное на стойке бара, и устраивать нашу собственную вечеринку, пробуя флиртовать с девочками. Я тогда еще не обзавелся подружкой, но мне удалось поиграть в «бутылочку» с другими ребятами, сидя на корточках под фиговым деревом.
Около полуночи я вернулся в дом. В гостиной яблоку негде упасть. Гости танцевали на паркете, который оказался под плетеным ковром, когда его свернули и положили возле камина. В углу висела гирлянда елочных лампочек. Некоторые из них мигали, создавая мягкий и странный стробоскопический свет. Пахло потом и сигаретным дымом. Находясь в приподнятом состоянии духа после поцелуев с девочками под деревом, я решил погрузиться в пучину порока и влился в гущу веселящихся людей.
Среди них находился и Сверхкозел. Он танцевал с моей мамой. Такой я ее еще никогда не видел. Она воздела вверх руки, на которых сверкали браслеты, и мирно покачивалась в такт рэгги. Кажется, вещь называлась «Чем круче, тем лучше». Сверхкозел приоделся и выглядел нарядно. Не то что тогда, в своей комнате. Надел парчовый жилет и полосатые штаны. Он танцевал, совершая при этом короткие шажки, будто теряя равновесие и вновь обретая его. Руки свободно свисали вдоль туловища. Он то и дело прищелкивал пальцами. Супермен картинно поводил плечами, временами откидывался назад и произносил: «Нет-нет, нет-нет, нет-нет». Время от времени покачивал головой, глядя на мою мать, будто не одобрял ее манеру танцевать. Однако не мог оторвать от нее глаз.
Что до отца, то он сидел на скатанном ковре, прислонившись спиной к каминной полке и уперевшись локтями в колени. В руках он сжимал почти пустой бумажный стаканчик с красным вином. Подобно мне, он наблюдал за тем, как мама танцует со Сверхкозлом. Похоже, его это совсем не волновало.
Когда я учился на первом курсе колледжа в Коркоране, штат Нью-Хэмпшир, Сверхкозел начал преподавать там литературу на кафедре гуманитарных наук. Шел 1981 год, начало эры Рейгана. Сверхкозла взяли читать курс лекций в течение года. Тема — диссидентство, маргинальные герои в жизни Америки 1955–1975 годов. В лекциях речь шла среди прочих о Франце Фаноне, Ролане Барте и Тимоти Лири. Консервативное учебное заведение, каковым являлся коркоранский колледж, не случайно выбрало время для того, чтобы с помощью человека, который ассоциировался с протестом шестидесятых, вписать в безобидный академический пантеон некогда центральных персонажей и лидеров бунтующей контркультуры. Сверхкозел впервые снова преподавал после того, как его отстранили от такой работы в пятидесятых годах. Общинная жизнь на нашей улице тогда как-то замерла, и я не имел никаких сведений о супергерое. Да и не вспоминал о нем после отъезда в колледж.
Он явно прибавил в весе, но в целом мало изменился. Я впервые заметил знакомую фигуру, когда однажды сентябрьским днем шел по лужайке кампуса, где пахло перезревшими яблоками, которые ветер срывал с деревьев и бросал на землю. Стоял один из тех редких славных деньков в преддверии долгой нью-хэмпширской зимы, когда учебный год еще только начался и вы еще не успели устать от занятий. И до мрачного декабря довольно далеко. Сверхкозел был одет в зеленый вельветовый костюм с широким галстуком бледно-розового цвета, но почему-то вышагивал босиком. Рядом семенили две студентки. В руках он держал открытую книгу и, возможно, читал вслух какое-то стихотворение.
Колледж выделил Сверхкозлу квартиру в общежитии — несколько комнат в Суини-Хаус, где жили студенты. Другими словами, он жил в кампусе, и мы, студенты, ощущали его присутствие здесь точно так же, как в детстве я чувствовал супермена на Гоблл-Хилл. Я не посещал лекций Сверхкозла, куда ходили многие первокурсники и те ренегаты в области истории и риторики, которых он соблазнил французской философией и теорией новейшей литературы. В то время мне хотелось стать классическим ученым. Вскоре я стал специализироваться по истории. Меня мало интересовала современная философия и политика, и я не стал бы посещать лекции своего бывшего соседа, если бы даже он был блестящим преподавателем, каковым он, увы, не являлся. Возможно, он что-то давал студентам коркоранского колледжа, однако вряд ли соответствовал курсу, который вел.
