Глава 3
Мейнард Стенхант занимал офис в «Калифорния-билдинг» на Четвертой улице, у самого залива. Я подъехал и припарковал свою тачку на его месте — ему самому оно вряд ли понадобится, — вошел в вестибюль и стал ждать лифт. Все в вестибюле казалось как прежде. До сих пор в «Калифорния-билдинг» не случалось убийств.
В лифте моей попутчицей оказалась обращенная корова. На ней были шляпка и платье в цветочек; правда, пахло от нее все равно хлевом. Она мило улыбнулась мне, и я ухитрился выдавить ответную улыбку. Корова вышла на четвертом этаже. Я вышел на седьмом и нажал звонок у таблички:
Ожидая у двери, я размышлял об иронии нашей жизни. Покидая этот офис две недели назад, я и не предполагал, что когда-нибудь вернусь сюда. Зажужжал открываемый замок, и я вошел.
В приемной не было никого, кроме парня в аккуратном костюме и с казенной стрижкой — он мог иметь отношение к Отделу, а мог и не иметь. Я прикинул шансы и воздержался от окончательного заключения. Он покосился на меня и уткнулся в свой журнал. Я закрыл за собой дверь. Секретарский стол был пуст, поэтому я присел на диван напротив мистера Костюма.
Как и все, кому приходится иметь дело с интимными аспектами человеческого здоровья, Тестафер и Стенхант драли бешеные деньги за комфортабельный прием и обходительность. Клиенты без проблем попадали на прием и выходили довольные уже тем, что их хорошо приняли, а также радуясь перспективе скорого выздоровления. Стенхант был в деле недавно, во всяком случае — был до вчерашнего дня. Тестафер уже сворачивал свою практику. По части медицинской специализации между ним и Стенхантом не имелось никаких различий: оба занимались радикальной ампутацией значительной части клиентских кошельков. До сих пор мне довелось побывать здесь раз пять-шесть, так и не встретив ни разу доктора Тестафера, однако сегодня мне был нужен именно он.
В глубине приемной отворилась дверь и вышла сестра — рыжеволосая девица с бюстом, оставлявшим впечатление того, что она надела бюстгальтер задом наперед. Она узнала меня, и уголки ее рта заметно опустились. Из глубин памяти я выудил ее имя, но не успел я открыть рот, как она заговорила:
— Может, вы ищете новую работу? Вряд ли, вы не настолько глупы.
Ничего не скажешь, со своими служебными обязанностями она справлялась не так уж плохо.
— Я и не знал, что произвожу на вас такое впечатление, Принцесса. На деле я пришел за дружеским участием. Мне кажется, я мог бы оказать услугу доктору Тестаферу.
— Если я скажу доктору Тестаферу, чем вы зарабатываете на жизнь, он попросит меня передать вам, что его нет. Так что его нет.
— Вы умница, признаю. А теперь возьмите книгу записей клиентов.
— Мы не принимаем следующие сорок восемь часов. Уверена, вы понимаете почему.
Я решил немного сбить с нее спесь.
— Передайте Тестаферу, что я должен вернуть кой-какие материалы. Я их брал, когда работал на Мейнарда, — блефовать так блефовать. — Похоже, они больше не понадобятся.
— Вы собираетесь…
— Я собираюсь поговорить с доктором в полпятого, крошка. Запишите это. Скажите ему, что у меня жутко болит вот здесь. — Я показал рукой где.
К этому моменту мы-таки привлекли внимание м-ра Костюма. Он отложил журнал и поднялся, потирая челюсть мясистой пятерней, будто прикидывал сочетаемость этих двух частей тела — к примеру, как будет сочетаться моя челюсть и его лапа.
— Я все пытаюсь понять, мистер, — произнес он, — с чего это вы тут грубите.
Если он и был инквизитором, то не из самых сообразительных.
— И не пытайтесь, — ответил я. — Все равно не получится. Сам пробовал.
— Мой вам совет — ступайте домой и попробуйте еще раз. Вернетесь, когда научитесь извиняться. Не раньше.
— Вряд ли вы ждете извинений, глядя в зеркало, — заметил я. — Хотя вряд ли вы понимаете, что я имею в виду.
Я дал ему переварить последнюю фразу — это определенно должно было занять его на некоторое время.
— Так и запишите, — повторил я девице. — Я буду вовремя, постарайтесь, чтобы и доктор не опоздал.
Я повернулся к двери, оставив последнее слово за собой. Костюм не стал меня удерживать.
Спускаясь в лифте, я еще раз проиграл в уме всю эту сцену. По обыкновению я был неотразим в общении с девицей, хотя на деле это меня не трогало. С прекрасным полом я находился в состоянии перманентной войны. Лучше бы они меня ненавидели: если я начинал им нравиться, это все равно ничего не меняло. Меня нельзя назвать мужчиной. Это все проделки Делии Лаймитри, и этого я ей никогда не прощу. Если она, конечно, когда-нибудь заявится просить прощения.
Мы с Делией Лаймитри подверглись одной из этих теоретически обратимых операций, в результате которых вы меняетесь с кем-то нервными окончаниями, так что можете испытать ощущения женщины — если вы мужчина — и наоборот. По замыслу — классное развлечение. Оно и было бы классным развлечением, не исчезни Делия Лаймитри прежде, чем мы успели пройти обратную процедуру.
Она даже записки не оставила. Я так и не узнал, довело ли ее обладание пенисом до сумасшествия или до самоубийства, или же, напротив, настолько понравилось, что она отказалась возвращать его. Все, что я знал, — это то, что мои мужские ощущения до сих пор оставались у нее, а у меня… ну, вам ясно, с чем она оставила меня. Внешне это все еще казалось мужскими причиндалами, да и, с точки зрения партнера, функционировало как положено, вот только все мои ощущения соответствовали женским. Врачи предлагали мне искусственный мужской комплект, но мне-то нужны были только мои собственные нервные окончания — те, что Делия использовала (или не использовала) Бог знает где. Рано или поздно я ее отловлю и отберу то, что принадлежит мне по праву, но до тех пор я решил воздерживаться. Ничего. Все равно я предпочитаю порошок.
Короче, я спускался в вестибюль, вполне довольный собой и тем, как я разделался с этой парочкой наверху, особенно с Костюмом. Вот тут-то два мордоворота из Отдела шагнули ко мне с двух сторон и крепко схватили за руки.
— Шел бы ты домой, болван, — сказал тот, что слева. — Мы пошлем кого-нибудь переговорить с тобой. А пока сиди и не рыпайся.
— С твоей стороны было ошибкой приходить сюда, Меткалф, — произнес другой. Он нацелил на мой карман магнит, и я услышал, как прибор пискнул. — Пятнадцать единиц кармы, калоша. Чтобы остудить твой пыл.
Я сунул руку в карман и стиснул пальцами карточку, словно это могло ее сберечь.
— Пятнадцать единиц — не многовато ли? У меня ведь лицензия, ребята.
— Ты не показывал ее тем, наверху.
— Этому вашему парню? Ну да, у него в мозгу целых две извилины…
Тот, что справа, ухватил меня за воротник и попытался ударить по лицу. Я дернулся, но по зубам все-таки схлопотал.
— Не задавай вопросов
Прижав руку ко рту, я вылетел на улицу. Навстречу мне двигалась пожилая обращенная такса. Дверь подхватила ее и швырнула в вестибюль. Такса приземлилась на ковер прямо перед инквизиторами, и когда я оглянулся, они как раз помогали ей подняться на ноги. Славное зрелище. Я обогнул дом и подошел к машине. Рот болел, но крови на руке не было, только слюна.
