позаботится о тебе.
Мэдди надменно фыркнула.
– Джиллиан, перед тобой женщина, которая прыгала на батуте. Ходила на свидания к ангелу из преисподней.[66] Сама прочищала себе каналы в зубе. Я не нуждаюсь в заботе! – Ребенок выбрал именно этот момент, чтобы сделать гимнастику. – Алекс вернется, – задыхаясь и без особой уверенности добавила она.
– А если нет?
– Тогда малышу придется жить по средствам. Я прислонюсь к детской кроватке и буду шептать «курьер», «няня», «кассир в ночном супермаркете».
– Вот. Хватит на первое время. – Джиллиан вложила довольно внушительную пачку денег в руку Мэдди.
– Где ты это взяла? – не веря своим глазам, спросила Мэдди.
Джиллиан засияла.
– Я придумала потрясающий способ добыть деньги. Мы, англичане, всегда имеем за собой какие-нибудь грешки. Я просто послала письма с угрозами разоблачения всем политикам. У них всех есть что скрывать. Во всяком случае, половина заплатила за молчание! – гордо заявила она.
Но позже, когда Джиллиан ухитрилась упаковать все свои вещи в маленький саквояж, стало ясно, что она просто распродала свою одежду и заложила драгоценности.
– Буду скучать по тебе, старушка.
– Я тоже, – призналась Мэдди, удивленная столь не свойственным Джиллиан всплеском сентиментальности. В глазах той даже стояли слезы. – Эй, – напомнила ей Мэдди, – мы же не плаксы, верно?
Стоически улыбаясь, Джиллиан пошла к двери.
– Америка, возможно, я найду себе черного. У меня никогда раньше не было негра. Да, пора перейти на какао. – Она повесила сумку на плечо и направилась к лестнице. – А может, вступлю в теннисный клуб. У которого с десяток кортов, освещенных для ночной игры, и толпы еврейских мужчин, горящих желанием связать себя брачными узами. – Она остановилась на площадке, вынула зеркальце и, проверив, хорошо ли лежит губная помада, послала Мэдди воздушный поцелуй. – Я принимаю оптимистические таблетки. – Джиллиан отправилась в долгое путешествие к метро.
Было уже за полночь, когда Мэдди догадалась об истинной причине отъезда Джиллиан. За неделю до Рождества домовый комитет изъял ее квартиру за неуплату. Она задолжала банку пятнадцать тысяч, и у нее накопилась целая гора извещений из магазинов и довольно интересная подборка фиктивных чеков. Кредиторы грозили судебным иском. Некоторые даже обратились в сыскные агентства. Джиллиан превратилась в ту, кого полиция классифицирует как «беглянка», «преступница, скрывающаяся от полиции». А Мэдди оказалась на улице. Письмо, написанное рукой Джиллиан, пришло в тот же день, когда ее вышвырнули на улицу:
«Прости, старушка. Как потенциальный клиент исправительного учреждения, я почувствовала, что мне лучше убраться из страны. Для них нерентабельно выслеживать меня. Возбуждение дела по поводу долга обойдется им дороже, чем сам долг. Нестоящее занятие – отлавливать непреклонного неплательщика. А я, поверь мне, останусь непреклонной, пока не найду хорошего мужа. Просто мне на некоторое время надо исчезнуть из их поля зрения.
P.S. По статистике, в мире среди людей в возрасте от двадцати пяти до пятидесяти четырех лет больше мужчин, чем женщин. Чао!»
В то утро Мэдди ожидал прием у врача. По дороге в больницу она прихватила в туристическом агентстве справочник «Где остановиться». Среди прочих там были перечислены отели, где обслуживали постояльцев с животными. «Животные – наши желанные гости. Детям места не предоставляются» – можно было прочитать под названиями большей части гостиниц.
Подавленная, Мэдди прошла в приемную. Она была забита женщинами с огромными животами и ноющими от скуки детьми. Воздух казался густым от запаха пота и пропитанных «Виксом» носовых платков. Ожидая своей очереди, Мэдди просматривала в газетах объявления о сдаче квартир. Домовладельцы и агентства по недвижимости жаждали видеть доказательства платежеспособности: копии платежных квитанций, рекомендации из банков, от начальников, бывших домовладельцев. Ничего этого у Мэдди не было. Она по телефону-автомату зарегистрировалась во «Флэт Линк» и «Стритс Эхед», центральных лондонских агентствах, специализировавшихся на налаживании связей между будущими сторонами. Они использовали компьютер, чтобы составлять наиболее подходящие варианты. Однако, как стало казаться Мэдди, никто не хотел иметь дело с беременной, безработной, брошенной любовником, высоченной, подавленной и задумывающейся о самоубийстве иностранкой.
Мэдди, как ни старалась, так и не смогла понять почему.
Простояв четыре часа в очереди на анализ крови (надо было взять с собой какое-нибудь легкое чтиво, например «Историю мира» в двадцати томах), Мэдди от голода потеряла сознание. Завтрак, состоящий из традиционного бисквита и «столовской» чашки чая, был бы действенным лекарством.
– Простите, дорогая. Чаю нет. Спад, как вам известно.
– Где? На Цейлоне?
– Сокращения. Не можем содержать полный штат.
Продолжая голодать, Мэдди встретилась с остальными членами своей группы по подготовке к родам и отправилась в официальный тур по больнице. При виде полных мусорных корзин, кровавых мазков на стенах и лужи застывшей блевотины, оставшейся после ночной смены, можно было с полным правом говорить, что больнице недостает привлекательности. Мимо них, шаркая, бродили неуклюжие роженицы в розовых меховых шлепанцах. Они сгибались пополам от боли и распространяли вокруг себя запах скисшего молока. Иоланда гнала женскую часть группы по коридору, как стайку цыплят. Вслед за ними тащились унылые мужья.
Черил сунула Мэдди брошюру о кесаревом сечении по желанию роженицы. «Сохраните свое влагалище таким же свежим, как в медовый месяц», было написано в брошюре.
