случае, о них не сообщалось в открытых источниках.
Зато в дни хрущевского триумфа в Москву в весьма большом количестве вошли армейские части (ситуация, напоминающая пресловутый «рояль в кустах»)
Но не будем, вслед за Бушковым и Серго Гегечкория, пытаться выяснить подлинные обстоятельства тех странных событий.
Попробуем лишь реконструировать возможные последствия иного их оборота.
Представим, что Берии удается своевременно узнать о грозящей опасности, и нанести упреждающий удар силами МГБ и МВД. Хрущев, Булганин, их сообщники рангом ниже, арестованы у себя на квартирах. Одновременно, части внутренних войск, дислоцированных под Москвой, вводятся в столицу, и берут под охрану все правительственные учреждения, включая Министерство обороны. Жуков, Ворошилов, Батицкий, Шепилов, оказываются под домашним арестом.
Во главе государства становится триумвират – Молотов – Берия – Маленков, причем доминирует Берия.
Вскоре происходит закрытый суд над «антипартийной группой Хрущева – Булганина». Обвиняемые приговорены к смерти или к длительным срокам заключения, не имея, разумеется, шансов выйти на свободу.
Ворошилов и ряд других именитых сторонников Хрущева сохраняют жизнь, свободу и положение во властной иерархии, но навсегда получают статус чисто декоративных фигур.
Г. К. Жуков, по-прежнему находящийся под домашним арестом, отстраняется от всех ответственных должностей в армии, и вскоре увольняется в отставку. Министром обороны становиться Штеменко – креатура Берии.
Вполне возможно, что Лаврентий Берия не стал бы выдвигать себя на первую роль во властных структурах, удовольствовавшись одной лишь реальной властью. При этом Генеральным Секретарем (при превращении этой должности в чисто номинальную), мог бы стать Молотов, как наиболее авторитетный и старейший из партийных деятелей, пост председателя Совета Министров достался бы (как и в нашей истории) Г. Маленкову. Председателем Президиума Верховного Совета вполне мог стать – опять же, как и в реальности, Микоян. Сам же Берия остается как бы на вторых ролях, являясь по сути, подлинным главой страны. Впрочем, он мог бы занять и пост главы правительства, но опять таки, вряд ли старался бы подчеркнуть лишний раз, что именно он – хозяин положения.
Незамедлительно прекращаются все громкие дела, вроде «дела врачей» или «мингрельского дела».
Несколько позже, на ХХ съезде КПСС, происходит умеренное осуждение культа личности Сталина и «злоупотреблений» с ним связанных, но несравненно более мягкое и ненавязчивое, так сказать, келейное.
В те же годы, абсолютное большинство заключенных, осужденных безвинно тихо и без излишнего шума распускают по домам. Однако, это не касается ни власовцев, ни бандеровцев, ни прибалтийских «лесных братьев» и эсэсовских легионеров.
Если говорить о внешней политике, то начать следует с «германского вопроса», то есть с вопроса об объединении двух Германий, идею о котором ставили Берии в вину в ходе хрущевских разоблачений, в числе прочего.
Была бы ГДР «продана» Западу, в обмен на нейтралитет и демилитаризацию объединенной Германии, или же все осталось бы по прежнему – ответить весьма трудно.
Многое зависит от эволюции взглядов самого Берии и его ближайшего окружения, от настроений в верхах, от позиции Североатлантического союза и степени доверия советского руководства и НАТО, а прежде того – США.
Не нужно забывать, что большая часть высшего слоя компартии была решительно против подобного развития событий, а отношения с Америкой отнюдь не имели особой тенденции к потеплению.
Самому же автору подобное развитие кажется не слишком вероятным, но не невозможным.
Отношения с другими социалистическими странами мало чем отличаются от реально имевших место. Возможно, что не произошло бы венгерских событий 1956 года, но если бы они и произошли – то реакция на них был бы аналогичной.
В целом внешняя политика в конце пятидесятых годов отличается заметно большим прагматизмом, сравнительно с нашей ветвью истории. Никаких обещаний «закопать» Запад, или «перебить ракетами всех мух на небесной тверди», из Москвы не слышится.
Когда в пятьдесят восьмом году на Кубе к власти приходит Фидель Кастро, провозгласивший строительство социализма, Советский Союз в начавшемся противостоянии между «островом Свободы» и США, занимает твердую и, одновременно, взвешенную позицию. На острове размещается солидный воинский контингент Советской Армии, однако, трезво оценив все возможные последствия подобного решения, руководство нашей страны отказывается от мысли установить на Кубе ракеты с атомными боеголовками. В результате, несмотря на заметное обострение отношений между двумя странами, удается избежать Карибского кризиса и угрозы ядерного конфликта. Не менее важно, что не происходит полномасштабной конфронтации с Китаем, нанесшей СССР колоссальный политический и экономический ущерб. Ведь вызвана она была практически исключительно волюнтаристской международной политикой Хрущева, недовольного тем, что китайское руководство не присоединяется к разоблачению культа личности Сталина, и даже осмеливается критиковать решения «старшего брата». Разумеется, охлаждение в отношениях, связанное с маоистской «культурной революцией», было бы неизбежно, но произошло бы оно позднее, и дело наверняка не дошло бы до вооруженных пограничных конфликтов – подобных тому, что произошел на острове Даманском в 1968 году.
В области обеспечения внешней безопасности руководство страны уделяет особое внимание ядерному оружию и межконтинентальным ракетам, при этом осознавая, что обычные средства ведения войны во многом уже устарели. Происходит массовое сокращение армии. Если при Хрущеве численность вооруженных сил еще в 1957 году доходила до семи миллионов человек, то в данном случае сокращение начинается года с пятьдесят третьего -пятьдесят четвертого. В отличие от хрущевского периода, в меньшей степени сокращается авиация, и в большей – флот, сухопутные войска и танки. Связанно это, в том числе, и с тем, что именно в высшем генералитете наземных сил власть видела бы потенциальных оппонентов. Вовсе не случайно, что именно руководство вооруженных сил во главе с Жуковым стало главным исполнителем внутрипартийного переворота, возглавляемого Хрущевым и Булганиным.
А кроме того, и ядерная программа, и ракетное оружие, как уже говорилось выше, разрабатывались под патронажем лично Берии, и ранее возглавляемого им ведомства.
Возвращаясь к чисто внутренним проблемам – в целом, в стране формируется система власти, при которой на долю партии остается, в основном, власть политическая и идеологическая (подобно той роли, что играла церковь в дореволюционной России, с известными поправками). Распорядительная и административная власть переходит в основном в руки технократии и бюрократии – эта двуединая сила находится в своеобразном равновесии за счет внутренней борьбы. А за этими двумя или тремя властями приглядывает система органов государственной безопасности, являясь, своего рода, аналогом «власти блюстительной», предложенной в конституции декабриста Пестеля.
Таким образом, складывается своеобразное «разделение властей», уравновешивающих друг друга. Подобное положение, конечно, вызовет брезгливую гримасу у иного идеалиста, но на практике оказывается достаточно эффективным.
С течением времени смягчаются догматические идеологические требования в сфере искусства и культуры. Постепенно, и опять же без лишней шумихи, расширяются рамки открытого обсуждения в прессе вопросов жизни общества. Но, конечно, ничего похожего на взлет отечественного искусства пятидесятых – шестидесятых, нет. Правда, жизнь не стоит на месте, и постепенно уровень художественной культуры в стране повышается.
Власти в конце концов приходят – чисто эмпирически, к выводу, что тотальный партийный контроль над деятелями искусства, да и вообще над жизнью общества вовсе не обязателен, а зачастую – вреден.
Вместе с тем МГБ беспощадно подавляет начавшиеся в конце пятидесятых – начале шестидесятых первые проявления антисоветских тенденций в среде интеллигенции – прежде всего Москвы и Ленинграда. Те самые, которые в нашей реальности дали начало пресловутому диссидентскому движению. И в
