«агентов влияния», «мировой закулисы», «шпионов», «масонов» и «сионистов» (взято автором в кавычки сознательно), равно как и почему-то, Ватикана, мы сейчас рассматривать не будем, за их полной бездоказательностью и антиисторичностью.
Почему-то никому не приходило в голову например, объявить македонским шпионом царя Дария, своей трусостью и неумением погубившего Персию. Или предположить, что упоминавшийся нами Филипп VI, или его сын Иоанн Добрый поставили Францию на грань завоевания англичанами по указанию неких тайных сил.
Да и та роковая, без преувеличения, роль, которую сыграли личностные качества последнего русского императора в событиях февраля 1917 года, (как и в предшествующий период), не породила подобных предположений. Не считая, конечно, анекдота о посмертном награждении Николая II орденом «Октябрьской революции» за заслуги в подготовке установления советской власти. Точно также и нет, видимо, смысла, опровергать некогда довольно распространенное утверждение, что Горбачев стал генсеком благодаря некоему внутрипартийному заговору, организованному наиболее «продвинутыми» высшими чиновниками, мечтавшими покончить с надоевшим и мешавшим им социализмом, ввести вожделенный капитализм, и «конвертировать власть в деньги» (45,586). Так сказать, новая версия изобретенных Мао Цзедуном «буржуазных перерожденцев».
Помимо полнейшей бездоказательности его, укажем, что заговором, точно также как и кознями Дьявола, можно объяснить решительно все, и тогда история вообще становится не нужна.
Не говоря уже о том, как упорно и изо всех сил основная масса номенклатуры на всех уровнях пыталась затормозить пресловутую «Перестройку»…
Так что на этом закончим с данным вопросом.
Можно встретить, в особенности в кругах либерально-диссидентских, и примыкающих к ним, мнение, что де причинами того, что «перестройка» была затеяна, является с одной стороны грядущий неизбежный крах неэффективной социалистической экономики, а с другой, страх перед грядущим неизбежным развертыванием Америкой системы космической противоракетной обороны.
Так, один из близких в прошлом к власти экономистов – М. Делягин, утверждает, например, что перестройку вызвало то, что СССР проиграл «сначала конкурентную гонку, потом гонку вооружений». В том же духе не раз
высказывался небезызвестный Евгений Ясин. Правда, тот же Ясин, буквально несколькими строчками ниже назвал причиной кризиса и развала СССР горбачевскую демократизацию, в сочетании правда, с экономической политикой Рыжкова. (7,62)
Что характерно, в основном эту точку зрения отстаивают – буквально с пеной у рта – те, кто, в той или иной мере оказывал влияние на экономическую политику ельцинской России.
И подобные идеи могут быть легко опровергнуты, буквально «на пальцах», что автор и сделает.
Что до второго пункта, то можно вспомнить, как в несравненно более тяжелых условиях, когда США обладали монополией на ядерное оружие, Сталин вовсе не капитулировал перед ними, а продолжал вести антизападный курс, успешно достигнув практически всех поставленных целей.* Тем более, что в чисто военном аспекте, положение СССР не оставляло желать лучшего. Образцы вооружений, разработанные в советские времена, и до сих пор остаются, и еще долго будут вне конкуренции. Напротив, вопрос стоял как раз о необходимости и желательности приведения оборонной сферы в соответствие с реальными нуждами.
Что же касается пресловутой программы СОИ, то серьезным ученым и аналитикам (как отечественным, так и зарубежным) изначально была ясна ее абсурдность и нереальность. Тем более, что почти сразу были предложены недорогие и несложные варианты ответа на нее.
А если говорить о «чистой» экономике, то пример десятков государств показывает, что тяжелое экономическое положение вовсе не обязательно приводит к падению правительства и режима.
В Латинской Америке нищета масс давно стала неотъемлемой чертой жизни, но диктатуры, зачастую, не встречали сколь-нибудь массового сопротивления.
Да и пример двух ныне существующих стран ортодоксального социализма – Кубы и Северной Кореи, достаточно красноречиво указывает на то, что экономические проблемы вовсе не обязательно влекут падение режима. Кроме того, во многом показателен в этом смысле и пример нашей перестроечной и постперестроечной реальности.
Положение в экономике давно стало перманентно – катастрофическим, мы имеем деградацию практически всех отраслей, в лучшем случае – стагнацию, возникший буквально ниоткуда колоссальный внешний долг, упадок науки и высокотехнологичных производств, утечку мозгов, замерзающие города… Одним словом все то, и многое другое, чего при прежней системе уж точно не было бы и быть не могло. А власть пока что не рухнула, и народ не вышел на улицы (пока), и даже голосует так, как того хочет власть (пока).
Если уж на то пошло, то, коль скоро тотального краха и развала экономики, и свержения власти компартии избежали Куба и Северная Корея, где хозяйственный механизм заметно более архаичен, нежели был в СССР, то тем более не грозил он нашей стране, хотя бы благодаря несравненно большим естественным ресурсам.
Но даже не это главное.
Те, кто говорит о неэффективности существовавшей в СССР экономики, забывают, вернее, сознательно умалчивают, о том, что при этой будто бы «неэффективной» экономике у государства находились средства на все необходимое, а также на многое, без чего, в принципе можно было и обойтись. Огромные средства питали «долгострой», уходили на амбициозные ирригационные проекты недоброй памяти Минводхоза, пускались в буквальном смысле на ветер ужасающими потерями. (84,107) Плюс к этому непомерно был раздут военный бюджет – и при этом, средний жизненный уровень был заметно выше перестроечного и эпохи «реформ».
Конечно, эффективность экономического механизма была немногим выше уровня КПД паровоза, но тем не менее, налицо был пусть небольшой, но постоянный рост, а отнюдь не деградация. Во всяком случае, трудно представить в условиях «развитого социализма» кризис того объема и глубины, какой имеет место сейчас.
Автаркическая, закрытая экономика Советского Союза практически не зависела от конкурентоспособности отечественной продукции. Во внешней торговле (с капиталистическим миром) лишь одну пятнадцатую составляла продукция машиностроения и перерабатывающей промышленности. На внутреннем же рынке вопрос стоял во многих случаях не о соответствии продукции международным стандартам, а об элементарном удовлетворении насущного спроса.
А рассуждения о якобы прогрессирующем отставании советской науки и сферы высоких технологий, думается уже опровергать не нужно.
Если наша страна и отставала в области внедрения передовых разработок в реальном секторе, то уровень разработок не уступал среднемировому, а во многом и опережал его. Проблемы отечественной экономики были совсем иного плана, и дело было даже не в упоминавшемся выше недостаточном внедрении новейших достижений в практику. И прежде чем говорить о компьютеризации, например, животноводческих ферм (тема, достаточно активно обсуждавшаяся в конце восьмидесятых), следовало вначале обеспечить скот достаточным количеством кормов. (81,314)
К слову сказать – если экономика стала побудительной причиной горбачевских реформ, то в ее начале мы должны были бы наблюдать определенные активные действия властей в этой сфере.
В то время как серьезных экономических реформ практически до начала девяностых годов не предпринималось – не считать же реформами рассуждения об «ускорении», и Закон об индивидуальной трудовой деятельности (закон, в общем, полезный, но заметного влияния на ситуацию оказать не способный). Точно также абсолютно ничего не делалось в сельском хозяйстве – кстати, косвенный показатель деловых качеств бывшего заведующего сельхозотделом ЦК. Хотя уже давно существовала масса предложений, способных реально улучшить положение в этой, наиболее «провальной» отрасли экономики, но ни одно из них даже не было поставлено на обсуждение. Вышеприведенные факты, кстати, дополнительно опровергают идею об экономически детерминированном характере горбачевских реформ.
Подытожим: не существовало никаких серьезных объективных причин для «перестройки», кроме личных
