Уж во всяком случае, император Иоанн VI не стал бы кровью суворовских «чудо – богатырей» защищать умирающую Польшу от австро-прусской агрессии, не получив с этого ничего (как, видимо, полагал бы правильным А. Буровский).
Точно так же вряд ли стал бы помогать подавлять восстание украинских масс на Правобережной Украине – знаменитую «Колиивщину»; при том, что сами повстанцы искренне надеялись на помощь соседней православной державы, и считали что действуют в ее интересах.(118,191)
Вряд ли, конечно, он стал бы писать нравоучительные пьесы в ложноклассическом духе и переписываться с Вольтером и Дидро на тему «всеобщего блага».
Но, быть может, не ввязался бы в войну с революционной Францией, сохранив десятки, если не сотни тысяч солдатских жизней.
И даже если в своих основных чертах история бы и повторилась, уж во
всяком случае, хуже бы не было.
И в самом деле – что такого трагического произошло, если бы династия императоров всероссийских носила бы в «Готском альманахе» полное название – Романовы-Брауншвейгские, а не Романовы-Голштейн- Готторпские?
Что страшного, если бы на престоле оказался бы человек, родившийся и выросший в России, и соответственно воспитанный – а не необразованная и не слишком умная дочь девицы из шведского фурштата, которую сменила Екатерина II – «Тартюф в юбке» по меткому пушкинскому определению, до конца жизни не научившаяся изъясняться по-русски без ошибок?
Много бы потеряла Российская империя от того, что не было бы введено крепостное право на украинских землях, и не были бы розданы в порядке расчета за сексуальные услуги миллионы десятин и сотни тысяч крестьян?
От того, что при императорском дворе отсутствовала бы должность, по меткому определению князя Щербатова «лейб-х…»?
Думается, ответ очевиден.
Но хочу сказать еще об одном – ведь благодаря всему случившемуся изменилась бы не только история России второй половины ХVIII века.
Изменился бы и весь ход мировой истории – и другими были бы и ХIХ и ХХ и нынешний – ХХI века. Какими – просто невозможно предположить.
Сердце невольно замирает перед этой удивительной загадкой – живой, развивающейся истории, когда малейшее движение порождает уходящий буквально в века след, меняющий судьбы человечества против предначертанных.
На этом, пожалуй, все.
Впрочем, еще одно маленькое дополнение, вроде бы и не по теме. Уже после того, как автор закончил эту главу, ему в голову почему – то вдруг пришла в голову странная на первый взгляд мысль. Конечно, судьба несчастных детей Анны Леопольдовны – не самое страшное преступление, которое совершалось когда-нибудь во имя власти и короны и в России, и по всему миру. Но все же – вспоминал ли об этих детях, в последние месяцы жизни, другой низложенный и заточенный царь – Николай II, чья семья тоже стала жертвой «исторической необходимости» и «политической целесообразности»?
Триумф Наполеона
Когда рассматриваешь внимательней время, именуемое историками эпохой наполеоновских войн, невольно приходит мысль, что все это одна единственная война, длившаяся без малого два десятилетия с краткими перерывами. Война, полыхавшая на пространстве от нильских берегов до датских проливов, война, которая, быть может, заслуживает титула самой первой мировой войны.
Война, обязанная своим возникновением лишь одному человеку – Наполеону Бонапарту.
Выходец из дикой и бедной провинции, лишь недавно присоединенной к Франции, в которой он в юности видел ненавистного захватчика родной Корсики, стал неограниченным повелителем этой сильнейшей на континенте державы.(28,10) Из раздираемой смутами мятежной республики, Франция, под его властью, почти мгновенно превратилась в благопристойную стабильную империю, где все слои населения были, в общем и целом, довольны своим положением. Именно Наполеон создал ту систему государственного управления, которая обеспечивала устойчивость его империи буквально до последних дней ее существования. Более того, ее сочли разумным и полезным сохранить в неприкосновенности даже вернувшиеся к власти Бурбоны, и во многом она существует до сего дня.
В год его воцарения Францию осаждали со всех сторон сильные противники, объединенные ненавистью к революции, и исход этой борьбы многим казался предрешенным. К концу наполеоновской эпохи французская армия вошла во все столицы врагов, не исключая и Москвы.
Проучившийся всего год в военной школе, он без особого, казалось, напряжения, разбивал в пух и прах маститых генералов и фельдмаршалов, обращая в бегство армии, считавшиеся лучшими в мире.
Менее чем за двадцать лет, Наполеон лично дал порядка шестидесяти больших и малых сражений то есть едва ли не больше, нежели до него все великие полководцы вместе взятые, за вычетом одного только Чингисхана. Из них он проиграл лишь три.
Европа за каких – то девять лет превращается в скопище подчиненных французской военной деспотии государств и территорий – от рабски зависимых колоний и полуколоний, до послушных вассалов, которым может кое что и перепасть от хозяйских щедрот.(28,172)
Дипломатические таланты Наполеона были не меньше военных и административных; он не только не уступал в этом своему министру иностранных дел – знаменитому Талейрану, но даже кое в чем и превосходил его. Все основные руководящие принципы и идеи, все направления внешней политики вырабатывал сам Бонапарт, он же, зачастую, претворял их в жизнь, лично проводя самые ответственные переговоры.
Достаточно вспомнить то, как блестяще ему удалось привлечь на свою сторону Павла I, не только без особого труда добившись его разрыва с антифранцузской коалицией, но и заключив с ним военный союз, направленный против Англии.
Он покровительствует наукам, осыпая милостями астрономов, математиков, физиков, химиков. Именно ему Франция во многом обязана расцветом науки и техники, происходившим в ней в течение девятнадцатого века. Хотя можно услышать мнение, что его интересовали чисто утилитарные результаты научной деятельности, тем не менее не кто иной, как Наполеон, весьма способствовал прогрессу такой достаточно отвлеченной дисциплины, как египтология.
В Европе почти не было страны, с которой император хоть один раз не повоевал бы.
Наполеон побеждал всех своих противников, одного за другим, вновь и вновь – и вновь и вновь не достигал цели.
Ведь – это не всегда помнят – главным противником Наполеона были не Пруссия и Австрия, и даже не Россия, тем более что с последней у Франции собственно и не было, практически, каких– либо взаимоисключающих интересов, и уж точно не карликовые королевства и герцогства Германии и Апеннин. Главным врагом Бонапарта была Британская Империя.(28,123) Именно она в конечном итоге стояла за всеми четырьмя антифранцузскими коалициями, именно она финансировала войну континентальных монархов с Францией. Ибо, с точки зрения жизненных экономических и политических интересов Англии, в их неразрывной взаимосвязи, могущественная Франция, самодовлеюще господствующая на континенте, означала – ни много, ни мало – тотальный крах.
Собственно, речь шла именно об этом – будет ли первой державой мира Франция, или Англия? И именно это с неизбежностью толкало Англию к войнам с сильнейшей в Западной Европе на тот момент страной, вне зависимости – правили ли в ней Бурбоны, Конвент, или Бонапарт. И только с окончательным решением этой проблемы исчезла почва для англо-французского противостояния.
«Вся война… между Англией и Францией… рассматривалась и в Англии и во Франции как воина английских купцов и промышленников… с французскими…».
И, хотя наполеоновской Франции приходилось бороться с коалицией слабейших в сравнении с ней во всех отношениях государств, дело было в том, что во главе этой борьбы стояла экономически передовая и наиболее развитая в промышленном отношении держава – Англия. Как не без иронии подметил видный советский историк Е. Тарле «…Англия долго и успешно пользовалась услугами… отсталых феодальных монархий… вооружала их на свой счет и своими ружьям… точь-в-точь как… за сорок лет до того ирокезов и
