менять свою точку зрения буквально на сто восемьдесят градусов буквально за какую-то минуту. Известно, что Гитлер заявлял не раз о своем желании… объединится с Англией, чтобы с ее помощью «наказать Америку».
По воспоминаниям группенфюрера СС Карла Вольфа, в беседе с ним в апреле сорок пятого, Гитлер высказал надежду, что при встрече войска западных союзников и СССР начнут боевые действия, и тогда пробьет его (Гитлера) час.
На чьей стороне вы хотите завершить войну, мой фюрер? – спросил его Вольф.
Я присоединюсь к тому, кто мне больше предложит, – таков был ответ бесноватого австрийца. (27,138)
Потом он добавил, – Или к тому, кто со мной первый свяжется.
Но вернемся в осень 1939 года.
В полном соответствии с политикой «канализации» германской агрессии на восток, Франция и Англия всерьез надеялись, что Гитлер, разгромив Польшу, двинется дальше на Восток. За этим должно было последовать быстрое сокрушение вермахтом красного «колосса на глиняных ногах», а потом добивание ослабевшей Германии свежими отмобилизованными войсками из за «Линии Мажино». Либо же, если СССР все-таки свернет шею Гитлеру (во что мало кто верил), можно было бы точно также покончить с ослабленной Россией, или дождаться ее «закономерного краха». В любом случае победа должна была достаться западным союзникам, и следствием ее должно было стать восстановление Британией статуса главной мировой державы (со времен Первой Мировой ее с высшей ступеньки пьедестала все больше, хотя и без резких движений начала теснить Америка), а для Франции – вернуть себе почетное второе место в мировом первенстве, преодолев с помощью войны затяжной перманентный кризис Третьей республики. И, разумеется, «восстановление цивилизации на одной шестой части суши». (24,Т.167;27,397)
Когда же Гитлер всерьез начал воевать против Франции и Англии, в штабах и высоких кабинетах Лондона и Парижа возникла абсурдная, как очевидно теперь всякому, мысль – нанести удар по СССР. Как минимум, разбомбить нефтепромыслы Баку и Грозного. (24,Т.1,77)
Расчет был двоякий. Первое – что, в случае объявления войны западными союзниками СССР, Германия также сделает «естественный шаг», и объявит войну нашей стране, заключив временное перемирие с западными союзниками, то есть ситуация пойдет по описанному выше сценарию. А даже если этого и не произойдет – Германия лишится сырья и материалов, получаемых из СССР, а наша страна если и не рухнет, то во всяком случае заметно ослабеет.
Это была последняя и наиболее авантюристическая ставка в политической игре Запада, начатой Мюнхенскими соглашениями. И с этого момента игра эта превратилась, без преувеличения, в подобие «русской рулетки», только уже планетарного масштаба.
И западные историки, и их отечественные последователи, всегда утверждали, что подобные планы явились не более чем следствием советско-финской войны, и стремления защитить суверенитет Финляндии. Но факты опять-таки свидетельствуют, что это не так. Идеи эти возникли в умах западных руководителей едва ли не с самого начала войны с Германией.
В конце октября 1939 года, комитет начальников штабов Великобритании обсуждал вопрос, с очаровательной прямотой именовавшийся: «О положительных и отрицательных сторонах объявления Англией войны России». Напомним – до начала войны с Финляндией – почти месяц. (24, Т.1, 66)
При обсуждении перспектив «новой русской кампании» (старая – это война Наполеона, или интервенция 1918-20 г. г? – Авт.), надежды на успех связывались не только с верой в непобедимость армий Запада, но и со «слабостью» СССР, и с надеждой на «антикоммунистическую революцию».
Упоминающий об этом в своих мемуарах тогдашний начальник французского генштаба Гамелен, сообщает, что «Эта концепция, распространенная во французских политических кругах, приводила к убеждению, что для вооруженной интервенции против России не будет никакой серьезной помехи». (24,Т.1,70)
Позднее, правда, мемуаристы и ученые, пытались задним числом дезавуировать эти планы, видимо, осознавая, что во всей этой истории умственные способности и деловые (не говоря уже о моральных) качества тогдашней политической элиты двух ведущих стран Запада, проявляются не лучшим образом.
Так, историк Бэзил Лиддел Гарт, говоря о них, утверждает: «это был конгломерат фантазий, напрасных мечтаний союзных лидеров, пребывавших в мире иллюзий до тех пор, пока их не привело в чувство наступление Гитлера».
То, что англо-французское руководство пребывало в состоянии «напрасных мечтаний» – отрицать смысла нет, но при этом западные союзники сделали все, чтобы претворить их в жизнь, и в том, что этого не произошло, меньше всего их вины.
Советско-финская война лишь подстегнула англо-французов, но никоим образом не вызвала эту идею к жизни.
19 декабря объединенный военный совет союзников вынес решение о форсированной подготовке к нападению на Советский Союз.
5 февраля следующего, 1940 года совет постановил уже отправить англо-французские войска в Финляндию. Предполагалось, что численность их составит сто пятьдесят тысяч человек – сто тысяч англичан и пятьдесят – французов (можно только представить, насколько эффективными бы оказались эти части в карельской тайге при сорокаградусных морозах!).
Один из планов, разработанных британским штабом, предусматривал высадку англо-французов в Петсамо (Печенге), уже занятой Красной Армией, с последующим наступлением на Кандалакшу, чтобы перерезать дорогу на Мурманск, одновременно создавая угрозу Ленинграду с севера.
Второй – десант в Северной Норвегии, с захватом Нарвика, Тронхейма и Бергена, и ее оккупацию, с последующим возможным вторжением на север Швеции, с целью лишить немцев крайне необходимых им поставок железной руды. Таким образом, кроме всего прочего, планировалась самая обычная агрессия против двух нейтральных государств, безобидных и ничем не угрожающих западным союзникам. Которым, в отличие от «идеологически чуждого» СССР нельзя было даже предъявить обвинений в тоталитаризме и вынашивании зловещих планов в отношении свободного мира. Кстати, против монархий, состоявших в родстве с английским королевским домом.
Одновременно шли приготовления к удару на южном направлении.
19 января 1940, спустя месяц после решения союзников, французскому генштабу поручено разработать план «непосредственного вторжения на Кавказ». Возглавивший французское командование в Сирии генерал Вейган, советник Пилсудского в 1920 году, силами своих восьмидесяти тысяч солдат, всерьез намеревался «сломать хребет СССР». И это опять – таки не стариковская блажь (Вейгану было 73 года). По воспоминаниям военного представителя в Финляндии Пьера Стелэна, начальник штаба ВВС Франции Бержере ознакомил его с планом, в соответствие с которым, «из районов Ближнего Востока» начнется наступление на Баку с целью захвата основных источников советской нефти. А затем оно будет продолжено в северном направлении «навстречу армиям, наступающим из Финляндии и Скандинавии, на Москву (!!! – Авт.)». (24,Т1,67)При этом предполагалось, что в войну против СССР должны также вступить Югославия, Румыния и Турция.
Как и позже – в гитлеровской Германии, во Франции началась подготовка к формированию «украинского легиона», а в ближневосточной армии Вейгана – частей из представителей кавказских народов, служивших во французских войсках. Одновременно в прессе разворачивалась полным ходом идеологическая подготовка войны. Французский праволиберальный журналист и историк А. Кериллис, вспоминает о том времени: «Дух крестового похода повеял отовсюду… Раздавался только один клич: „Война России!“ Те, кто требовал полной неподвижности за линией Мажино, теперь требовали послать армию сражаться к Северному полюсу… Горячка…достигла своего пароксизма, и приняла форму эпилепсии». (108,69)
При этом, что пожалуй, наиболее удивительно и показательно, в расчет не принималось ни превосходство СССР в сухопутных войсках, ни наличие у советской стороны тысяч истребителей и зенитных орудий, но даже то, что, коль скоро до советской территории могут долететь англо-французские бомбардировщики с ближневосточных баз, то тем более до этих баз смогут долететь и советские машины. Союзники словно никогда не слышали ни об успехах советской авиации, ни о сотнях новых заводов, производящих вооружение ни, наконец, о разгроме японцев на Халхин-Голе и Хасане. Англо-французское командование ведет себя так, словно им предстоит сражаться с какой-нибудь Эфиопией или тем же
