пор игнорировал меня, то теперь этому пришел конец. Сейчас его бесстрастные глаза были нацелены прямо на меня, и мне казалось, что он пытался проникнуть в мои мысли и скрытый за безжизненной маской проницательный ум старается оценить все мои недостатки и слабости и, взвесив, разложить их по полочкам.
Негромкий частый стук нарушил тишину. Я увидела, что это миссис Ле Гранд безостановочно стучит маленькой ножкой.
– Я скажу Вину, чтобы он принес бренди, Сент?
– спросила она. А потом мы поговорим о Руперте… Он продолжал стоять, облокотившись на каминную доску, глаза его были полузакрыты.
– Ты можешь пойти к себе, Лорели…
Она повернула к нему голову каким-то механическим движением, словно та держалась на проволочках.
– Но Руперт, – нерешительно проговорила она. Его голос перекрыл ее слова и мягко оборвал на полуслове:
– Доброй ночи, Лорели.
Она сидела так прямо и неподвижно, что я решила – сейчас она запротестует. Вызов читался в каждой линии ее напряженной фигуры, а отрешенный взгляд смотрел в пространство. Но вдруг то ли потому, что она и не собиралась настаивать, то ли уже не надеялась на победу, но она уступила и, поднявшись, порхнула мимо меня к двери.
– Доброй ночи, мисс Сноу.
– Спокойной ночи, миссис Ле Гранд.
Она поднималась по лестнице, шлейф ее платья волочился по ступеням, а тонкая рука плыла по перилам. На повороте она обернулась и взглянула назад, и если я когда-нибудь видела настоящее отчаяние в глазах женщины, то это было тогда.
– Доброй ночи, Сент, – позвала она, и мне послышалась мольба в ее голосе. В ответ он лишь слегка пожал плечами. Наконец мы увидели, как она поднялась по ступенькам, и кончик шлейфа скользнул вслед за ней по вытертому ковру.
Сент-Клер молча ждал, пока ее шаги не замерли в верхнем зале и резкий стук двери не сообщил о том, что она вошла в свою комнату. Но и после этого он продолжал стоять, томно облокотившись на камин. А поскольку мне нечего было сказать, я молчала, как и он.
Наконец он протянул:
– Что же вы молчите, мисс Сноу?
– Мне нечего сказать, сэр.
Он удивленно поднял брови:
– Как? Никаких рассказов о ваших способностях как гувернантки, заверений о том, что наилучшим образом сможете научить моего сына тому-то и тому-то?
– Все, что требуется, я изложила в письме.
– Вы хотите сказать, что, кроме этих рекомендаций, вы ничего не собираетесь добавить?
– Я сделаю все, что в моих силах, сэр.
– И не станете перечислять свои успехи на этом поприще? Приводить примеры, как отлично вы справлялись с детьми у мистера Такого-то и Такого-то?
– Зачем, сэр?
– Но на что я могу рассчитывать? Я нанимаю учительницу-янки в качестве гувернантки моего сына, а она преспокойно сидит у меня в гостиной и ничего не обещает.
– Я думаю, что учительницы-янки, как вы выражаетесь, ничем не отличаются от учительниц с Юга.
– Боже упаси. Если женщина с Юга знает, сколько дважды два, это событие.
– Неужели, сэр.
– Девушку на Юге с колыбели учат только одному.
– Чему же?
– Окрутить мужчину и выйти за него замуж. А вы, значит, – он приподнял веки и взглянул на меня, – получили более суровое образование, не так ли?
– Я выросла сиротой, сэр.
– Это мне известно. И вас учили зарабатывать себе на хлеб и кров…
– Совершенно верно.
– И еще готовить и убирать в доме, мыть посуду за кусок хлеба и ночлег…
– Да.
– И приходилось сносить насмешки и щелчки, я думаю.
– Напротив, со мной хорошо обращались.
– Хорошо обращались с вами? Янки?
– Сэр, вы, должно быть, как и ваш сын, думаете, что у янки растут рога и хвосты? Последние два года я
