Любуясь этой красотой, должна признаться, что все время ощущала рядом длинную смуглую руку, что держала вожжи, и запах табака, что доносился из-за моего плеча. Один раз я не удержалась – не знаю почему – и повернула голову, чтобы взглянуть на загорелое лицо у моего плеча. Глаза Руа улыбнулись моим, и его левая рука крепче сжала меня.
Не знаю, что нашло на меня, ведь я никогда не позволяла себе флиртовать и не отзывалась на пустые уловки. Напротив, я относилась с презрением к распущенным женщинам, которые увлекались этим. Но сейчас я почувствовала, что кровь прилила к щекам, как у глупой школьницы. И сердясь скорее на себя, чем на него, я выпрямилась так, чтобы избежать прикосновения его рук.
Но он ничего не сказал на это, и через некоторое время мы были уже на ярмарке, устроенной на небольшом расчищенном участке леса. Мы спешились, и, пока Руа привязывал Сан-Фуа к дереву, мы с Рупертом направились туда. Как Руа и говорил, это было довольно убогое мероприятие – выстроенные в круг безвкусно раскрашенные палатки, в центре которых находилась знаменитая карусель, которая представляла собой не что иное, как две широкие доски, сколоченные крест-накрест и вертящиеся на вращающемся в центре стержне, а на концах этих досок были устроены сиденья. Но жители Дэриена стекались туда довольно живо. Места на карусели все время были заняты, а перед одной палаткой человек пятнадцать безумно хохотали над кривляньями двух клоунов, которые пели и плясали, а в перерывах между песенками продавали микстуру от кашля.
Руперт был в восторге. И в самом деле трудно было удержаться от радостного смеха в такой чудесный день. Даже меня захватило это веселье, и я с таким же нетерпением заходила в палатки, по которым таскал нас Руа, послушать пародии на негритянские песни и подивиться на дикаря. Между представлениями мы пили розовый лимонад и ели хрустящее имбирное печенье. В тире, где за десять центов вы могли трижды попытаться подстрелить злодейски намалеванного генерала Шермана, я почувствовала укол совести, когда Руа метко послал свою пулю прямо в свирепый ярко-синий глаз, которым наградил славного солдата художник.
Но толпа одобрительно заревела.
– Так ему, – вопили они, – проклятый янки. Руа вручил мне приз, крошечный бумажный веер, расписанный цветами и птицами. Когда я убирала его в сумочку, его глаза дразняще следили за моими, ведь он заметил, как я смотрела на его выстрел в генерала Шермана.
Сумерки уже опускались на поляну и затуманили очертания леса, что подступал со всех сторон, когда мы верхом на Сан-Фуа двинулись обратно к Дэриену. Руперт, усталый, но счастливый, положил голову мне на грудь, и я вдруг заметила, что своей головой прижимаюсь к груди Руа. Я мгновенно выпрямилась, но его рука мягко притянула меня к себе назад, и его губы коснулись моего уха.
– Милая Эстер Сноу, – нежно прошептал он.
Я не отвечала. Я не могла ему возражать. Незнакомое, но сладкое чувство пронзило меня. И мне показалось, что никогда еще мне этот мир не казался таким волшебным местом. Даже Дэриен больше не был унылым блеклым городком среди белых песков, а стал сказочным городом, чьи огни манили чудесными приключениями.
Но как только он снял меня с Сан-Фуа на пристани и мои ноги коснулись земли, очарование исчезло. Дэриен вновь стал Дэриеном, а я училкой-янки, заброшенной в эту глушь в услужение к господам.
Я стеснялась встретиться с его глазами, когда он передавал мне спящего Руперта. Он сам спешился и стоял, обняв кобылу за шею.
– Доброй ночи, – сказала я, не поднимая глаз от Руперта, который буквально висел на моих юбках.
Но он еще не прощался. Вместо этого он спросил:
– Как вам живется в Семи Очагах?
Позабыв свой недавний стыд и зная, как удивит его мой ответ, я сказала:
– Неплохо. Теперь я управляю домом, землей и неграми. Сегодня я приобрела мула и наняла Тома Гриббла для починки мельницы.
Он посмотрел на меня так, будто не поверил ни одному слову.
– Управляете? – с сомнением переспросил он.
– Да. На мне лежит забота об урожае. Я постараюсь сделать все, как я считаю нужным. – Я помолчала, а когда заговорила вновь, то не смогла удержать торжества в голосе: – Вот как мне живется в Семи Очагах, сэр.
Он продолжал смотреть на меня с легкой улыбкой – странной, открытой и насмешливой, но была в ней и нежность.
– Эстер Сноу! Так вы превратились в надсмотрщика?
Я не смогла удержаться от смеха, таким растерянным стало его лицо. Но я упрямо проговорила:
– Семь Очагов снова станут приносить доход. Вот увидите.
– А вы будете носить комбинезон?
– Болотистые почвы жирные, как сливки…
– А сапоги? И кнут за поясом?
– Их будет обрабатывать множество батраков…
– И вы будете их сечь кнутом, если они станут лениться?
– Все, что нужно, – это немного денег. Купить новый плуг и починить мельницу…
Тут он расхохотался, и смех его был уже не такой веселый.
– На такие вещи вряд ли найдутся деньги, Эстер Сноу. Тогда как столы должны ломиться от угощений и вина. Без этого мы, южане, никуда. Мы помешаны на роскоши, а без необходимого мы можем обойтись.
Я нетерпеливо воскликнула, но он остановил меня поднятой рукой:
