Я закрыла коробку и сказала:
– Я надену его как-нибудь в другой раз. Слышишь, звонят в дверь. – Слава Богу. – Должно быть, это твой фотограф.
Через несколько минут вошел фотограф.
– Сойер! – воскликнул он.
– Питер.
Они обнялись и расцеловались. (В списке недопустимых вещей это стоит рядом с неумением пользоваться ножом и вилкой. Конечно, в чужой монастырь со своим уставом не ходят, может быть, в Европе это и принято, но мы-то не в Европе.)
Нас представили, и Питер поцеловал мне руку. (Эй, люди, мы в Америке!)
– Вы просто видение! – воскликнул он.
Ну что ж, некоторым мужчинам можно простить чрезмерные проявления европейского шарма.
На этом, правда, его очарование закончилось, во всяком случае по отношению ко мне. Мой художник – пусть лучше будет Сойер – и фотограф без промедления приступили к работе, ведя себя так, будто меня рядом не было. Меня попросту игнорировали.
Мы вышли на улицу, и они стали обсуждать наиболее подходящие ракурсы для съемки, направление солнечного света, компоновку кадра, все это время смеясь, как старые друзья. Мне подумалось, что Питер мог быть бойфрендом Сойера или, по крайней мере, кем-то, с кем он встречался.
Признаюсь, я чувствовала себя неуютно. Да, именно. И не потому, что пыталась представить себе рядом двух мужчин. Мне была странным образом неприятна мысль в принципе о ком-либо рядом с моим художником. И пока стрелки медленно отсчитывали минуты, мне становилось все хуже.
Когда они наконец приступили непосредственно к съемке, мне пришлось созерцать полуобнаженного Сойера (вернее, обнажившегося настолько, насколько его удалось уговорить) у моего бассейна. На нем были джинсы и расстегнутая рубашка. Не могу точно сказать, кого из нас это взволновало больше – меня или Питера.
Сойер так хорошо смотрелся у бассейна, что даже Кика вполне пришла в себя и стала наблюдать за происходящим вместе со мной.
– Он красивый, – начала она. – Почти такой же красавец, как дон Хуан де Танго.
Это так, но я не собиралась соглашаться с Кикой.
– Несомненно, его бойфренд тоже так считает.
– Бойфренд? – Кика окинула меня сердитым взглядом. – Ты что, ревнуешь к Питеру?
Я мастерски разыграла возмущение:
– Что за вздор! Я вовсе не ревную к Питеру. – Я и не ревновала. Правда.
Кика фыркнула:
– Как нехорошо, мисси Уайер.
В этот момент мы заметили, что Сойер смотрит на нас. Сверкнув глазами, он сделал несколько шагов в нашу сторону, но, вместо того, чтобы подойти ко мне, взял вдруг Кику за руку и закружил ее в танце.
– О, мистер Сойер!
Она произнесла это, как школьница, потерявшая голову от самого красивого мальчика на выпускном балу. Мне стало за нее стыдно.
Затем Кика снова оказалась рядом со мной, правда, ненадолго, так как теперь наступила моя очередь. Мой художник увлек меня на площадку, вальсируя со мной так же, как с Кикой.
– Мистер Джексон! – По крайней мере, у меня получилось не так плохо, как у Кики. – Что вы делаете?
Он притянул меня ближе; Кика чуть ли не молилась. Не похоже было, чтобы Сойер обратил на это внимание. Он кружил меня вокруг бассейна, как будто мы участвовали в конкурсе бальных танцев. При этом он напевал мелодию, под которую мы танцевали. Это было странно и весело.
После нескольких поворотов он исполнил финал в стиле дона Хуана. Я была в смятении, что и говорить, потому что когда кто-то держит тебя вот так крепко, можно почувствовать... силу. Я не знаю, как еще назвать это. Удерживавшие меня руки были напряжены. Если бы он не имел склонности к мужчинам, весь этот танец мог бы показаться просто непристойным – я замужем, да и вообще... К счастью, об этом можно не беспокоиться. Я решила, что иметь голубого приятеля гораздо лучше, чем мужа, так как он был сильным, привлекательным, и к тому же можно было не бояться, что он разочарует меня.
Это было на удивление приятно, и я полностью доверилась его ничем не угрожающей силе. Это было именно то, в чем я неосознанно нуждалась всю свою жизнь. Друг-мужчина, который, глядя на меня, не желал бы меня или не ревновал.
– Я просто без ума от тебя, – сказала я.
Когда он поднял меня и притянул к себе, я снова ощутила волнение. Это было начало большой, прекрасной платонической дружбы с мужчиной, который не поставит под удар мою репутацию. Я чувствовала себя счастливее, чем когда-либо, и жалела, что мысль найти такого друга, как он, не приходила мне в голову раньше.
Он посмотрел на меня и улыбнулся, как будто точно знал, о чем я сейчас думаю, и тоже подумал об этом. Или это мне передалась его мысль.
– Имей в виду, – прошептал он мне на ухо, – я не гей.
Глава семнадцатая
